Хотя все воины прошли суровые испытания в боях и привыкли выносить трудности и неудобства походной жизни, выдержка стала им изменять, они становились все более раздражительными. Старые товарищи и добрые друзья начали переругиваться и спорить из-за водного пайка.
— Шуфти — старый хитрый пес, — сказал я Тану. — соберет своих разбойников и будет ждать нас. Он не станет спешить нам навстречу: подождет, пока мы устанем и потеряем бдительность, а потом нанесет удар.
На пятый день я понял, что мы приближаемся к оазису Галлала, когда увидел впереди черные скалы, изрытые пещерами древних могил. Много веков назад в оазисе стоял цветущий город, но затем землетрясение ударило по холмам и повредило колодец. Воды в нем почти не стало: она медленно, капля за каплей стекала по стенам. Город умер несмотря на то, что колодцы рыли все глубже и глубже, пытаясь догнать уходящую воду. Теперь глиняные ступени спускались в глубокую прохладную шахту. Молчание пустыни царило в зданиях без крыш, и только ящерицы грелись на солнце во дворах, где когда-то богатые купцы развлекались в своих гаремах.
Больше всего мы нуждались в воде и стали поскорее наполнять бурдюки. В глубоких шахтах голоса людей, набиравших воду, искажало многоголосое эхо. Пока воины были заняты у колодцев, мы с Таном быстро обошли разрушенный город. Это было одинокое и печальное место. В самом центре стоял полуразрушенный храм бога Беса — покровителя Галлалы. Крыша храма обвалилась, стены местами начали рушиться. Войти в него можно было только через разрушающиеся ворота с западной стороны.
— Это нам подойдет. Лучше и не придумаешь, — пробормотал Тан, шагая по внутреннему помещению храма и оценивая его глазом воина с точки зрения возможной обороны или засады. Когда я спросил, что он собирается делать, улыбнулся и покачал головой: — Предоставь это мне, дружище. Бой — моя забота.
Пока мы стояли в середине храма, я заметил следы стаи бабуинов на пыльном дворе и показал их Тану.
— Они, наверное, приходят пить к колодцу, — сказал я.
Вечером, сидя у маленьких дымных костров, сложенных из высушенного ослиного помета, мы услышали крики бабуинов. Старый мощный самец громко бросал вызов сопернику в скалах вокруг разрушенного города. Скалы отразили его крик, и он громоподобным эхом прокатился по долине. Я кивнул Тану, сидевшему напротив.
— Твой друг Шуфти пришел наконец. Его лазутчики с холмов наблюдают за нами. Это они спугнули бабуинов.
— Надеюсь, ты прав. Мои мерзавцы готовы взбунтоваться. Они знают, что все это твоя выдумка, и если ты ошибешься, мне, скорее всего, придется отдать им либо твою голову, либо задницу, — пробурчал Тан и отошел переговорить с Астом у соседнего костра, где готовили пищу.
Настроение в лагере изменилось, как только люди поняли, что враг близко. Недовольные усмешки исчезли, теперь воины улыбались друг другу в свете костров, тайком проверяя остроту клинков, спрятанных под рогожами. Однако все они были опытными бойцами и продолжали выполнять обычные действия путешественников, чтобы не спугнуть наблюдателей в темных холмах. Все мы улеглись на рогожах, и огни потихоньку угасли. Никто не спал. Я слышал, как многие покашливали и беспокойно шевелились в темноте. Время тянулось медленно, и над моей головой в пустоте ночного неба величественно поворачивались огромные созвездия. Враг не появлялся.
Перед самым рассветом Тан обошел последний раз часовых, а затем, по пути к своему месту возле остывающего костра, остановился на мгновение у моей рогожи и прошептал:
— Это все твои друзья, бабуины. Вы стоите друг друга — лаете почем зря.
— Сорокопуты здесь. Я чую их. Все холмы переполнены ими.
— Ты чуешь только приближение завтрака! — Он знает, как меня раздражает любой намек на мою склонность к обжорству.