Достаточно будет хотя бы одной из наших «рабынь» выдать ее настоящий пол, и все сорвется. Крат со своим отрядом охраны погнал их по узким улочкам, отталкивая в сторону прохожих и следя за тем, чтобы «рабыни» прятали лица и не поднимали глаз и чтобы никто не ответил хриплым голосом на похабные шутки, которые преследовали нас. Наконец, мы вышли из города и оказались в пустыне.
Мы встали лагерем на ночь в виду Сафаги. Хотя я и не ожидал нападения до тех пор, пока мы не преодолеем первого ущелья, был уверен, что шпионы сорокопутов уже следят за нами.
Пока было светло, я проследил, чтобы «рабыни» вели себя, как полагается женщинам, то есть скрывали свои лица и тела, а направляясь в ближайший овраг справлять нужду, они должны были садиться на корточки, а не мочиться стоя, пуская струю на целый шаг.
Только с наступлением темноты Тан приказал снять тюки с ослов, раскрыть их и раздать оружие, которое в них было спрятано. Каждая «рабыня» улеглась спать со своим луком, стрелами и мечом, спрятав их под постелью.
Мы поставили двойные дозоры вокруг лагеря. Обойдя часовых и убедившись, что они стоят на своих местах и бодрствуют, мы ускользнули в темноте и вернулись в порт Сафаги. Я провел Тана по темным улочкам к дому Тиамата. Купец ждал нашего прибытия и приготовил ужин. Я видел, что он очень взволнован встречей с Таном.
— Твоя слава опережает тебя, вельможа Харраб. Я знал твоего отца. Он был настоящим мужчиной, — приветствовал Тиамат Тана. — Хотя я слышал настойчивые утверждения о том, что ты умер в пустыне не больше недели назад и что твое тело лежит у гробовщиков на западном берегу Нила, где проходит положенные сорок дней бальзамирования, рад приветствовать тебя в моем скромном доме.
Потом мы наслаждались едой, и Тан подробно расспрашивал хозяина о сорокопутах. Тиамат открыто и без колебаний отвечал ему.
Наконец Тан взглянул на меня. Я кивнул. Он снова повернулся к Тиамату и сказал:
— Ты проявил себя щедрым другом по отношению к нам, но мы не были так же честны по отношению к тебе. Только необходимость заставила нас так поступить, поскольку нам чрезвычайно важно, чтобы никто не догадался о нашей истиной цели: разбить сорокопутов и доставить их вожаков на правый суд фараона, на его гнев. Тиамат улыбнулся и погладил бороду.
— Это не очень удивило меня, так как я слышал о поручении, которое возложил на тебя фараон на празднике Осириса. А твой горячий интерес к разбойникам и убийцам уничтожил остатки сомнений. Я могу сказать только одно: я принесу жертву богам ради успеха вашего предприятия.
— Мне может снова понадобится твоя помощь, — сказал Тан.
— Спрашивай.
— Как ты думаешь, сорокопуты уже знают о нашем караване?
— Вся Сафага говорит о вас, — ответил Тиамат. — За последний год ваш караван самый богатый. За восемьдесят рабынь в Карнаке можно получить по тысяче золотых колец за каждую. — Он усмехнулся и покачал головой собственной шутке. — Можете быть уверены, сорокопуты уже знают о вас. Я видел по крайней мере трех шпионов в толпе на берегу моря. Вы можете ожидать встречи с ними еще до того, как пройдете первое ущелье.
Когда мы поднялись и стали прощаться, он проводил нас до самой двери.
— Пусть боги сопутствуют вам в ваших делах. Не только фараон, но и каждый житель царства будет перед вами в долгу, если вы сможете искоренить эту ужасную напасть, которая угрожает разрушить саму жизнь нашего царства и вернуть нас всех в век варварства.
СЛЕДУЮЩИМ утром наш караван тронулся в путь в темноте. Было еще прохладно. Тан, перекинув лук Ланату через плечо, шел во главе каравана рядом со мной. Я всюду следовал за ним по пятам, сияя женской красотой. Позади нас тянулась цепочка вьючных ослов, движущихся друг за дружкой посредине наезженной тропы.