— Этот день не придет никогда. Я потерял ее навсегда и больше не хочу жить.
— Хорошо! — коротко согласился я. — Тогда не будем больше тратить времени. Пойду и скажу госпоже, что ты даже не захотел выслушать ее послание. — Я проскользнул мимо него, скатился по лестнице, прыгнул в лодку и уже собирался оттолкнуться.
— Подожди, Таита! — окликнул он меня. — Вернись.
— Зачем? Ты хочешь умереть? Умирай. Я пришлю бальзамировщиков за трупом.
Он смущенно улыбнулся мне.
— Ладно, я веду себя глупо. Пьянка выбила меня из колеи. Вернись, умоляю тебя. Передай послание Лостры.
С показной неохотой я забрался по лестнице в хижину, и он, слегка пошатываясь, вошел следом за мной.
— Моя госпожа просила сказать тебе, что любовь ее жива и ничто, никакие тяготы не смогли поколебать ее. Она остается и навсегда останется твоей женой:
— Клянусь Гором, мне стыдно слышать это, — пробормотал он.
— Нет, — возразил я, — твой стыд — твоя же выдумка.
Он выхватил из ножен меч, висевший над кроватью, и несколькими ударами разбил кувшины, составленные у дальней стены хижины. С каждым ударом из разбитого кувшина била струя вина и тоненькими струйками сочилась вниз через щели в полу.
Он задыхался, когда снова повернулся ко мне, и я презрительно бросил ему:
— Посмотри на себя, ты опустился настолько, что стал слаб и немощен, как старый жрец…
— Хватит, Таита! Ты достаточно наговорил. Не смей больше смеяться надо мной или пеняй на себя.
Я увидел, что он разозлился. Этого я, собственно, и добивался. Оскорбления заставили его прийти в себя.
— Госпожа моя хочет, чтобы ты принял вызов фараона и через пять лет, когда она будет свободна, живой и увенчанный почестями, соединился с ней.
— Через пять лет? О чем ты говоришь, Таита? Разве наши мучения когда-нибудь кончатся?
— Я обратился к лабиринтам по просьбе фараона. Он умрет через пять лет, — просто сказал я. Тан с благоговейным страхом уставился на меня. Я увидел, как сотни разных чувств сменялись на лице. Его настроение было так же легко читать, как иероглифы на свитке папируса.
— Лабиринты! — прошептал наконец. Когда-то давно он сомневался в моих способностях, но теперь верил в них даже больше, чем моя госпожа. Он слишком часто видел, как мои сны сбываются.
— Можешь ли ты ждать так долго свою возлюбленную? — спросил я. — Госпожа моя клянется, что готова ждать тебя целую вечность. Можешь ли ты прождать ее всего пять лет?
— А она обещала ждать?
— Целую вечность, — повторил я, и мне показалось, что он вот-вот заплачет. Я бы не выдержал такого зрелища. По крайней мере, не смог бы глядеть ему в глаза, поэтому поспешно продолжил: — Разве ты не хочешь услышать, какое видение мне послали лабиринты? Тан проглотил слезы.
— Да, да, хочу, — горячо ответил он. И мы начали говорить. Мы беседовали до наступления темноты.
Я рассказал ему то же, что и госпоже Лостре, все те подробности о ее отце, которые раньше скрывал от них. Когда же я наконец подробно поведал о том, как был разорен и погублен его отец, Пианки, вельможа Харраб, Тан разозлился настолько, что ярость выжгла последние следы хмеля из сознания, и когда над болотами начало светать, его решимости не было предела.
— Давай же скорее примемся за выполнение твоего плана. Он кажется мне совершено правильным.
Тан поднялся и подпоясался мечом. Хотя я считал, что ему следовало бы отдохнуть немного и оправиться от долгого кутежа, он не желал даже слышать об этом.
— Нужно немедленно отправляться в Карнак.