— Эмир Бейбарс, мы нагрузили телеги и кибитки.
Бейбарс кивнул воину, затем повернулся к соратникам:
— Пошли. Отвезем султану его последнюю добычу.
Они вышли из церкви. На месте деревни пылало пожарище. Мамлюки заканчивали загонять в клетки женщин и детей.
Кутуз вгляделся в темноту. Над вершинами холмов стало заметно слабое оранжевое сияние. Это Бейбарс «разбирался» с христианским поселением. Кутуз снова обратил взгляд на дорогу. Потер шею. Он скверно себя чувствовал, и не только по причине долгого конного перехода.
Тревога съедала его уже несколько недель, с каждым днем становясь все острее. С тех пор как армия покинула Айн-Джалут. Сомнения его посещали и до этого, но дерзость Бейбарса, когда он потребовал правление над Алеппо, показала размах его амбиций. Кутуз ожидал, что после отказа эмир будет ходить злой и мрачный. Удивительное спокойствие Бейбарса его расстроило.
Кутуз глубоко вздохнул, поискал глазами своего главного визиря. Громко позвал:
— Поди сюда, Актай.
Грузный человек с оливковой кожей пустил коня и вскоре поравнялся с Кутузом.
— Я слушаю тебя, мой повелитель.
— Мне нужен твой совет.
— Спрашивай, мой повелитель, — ответил Актай медовым голосом.
— У меня под кожей застряла заноза. Я желаю ее вытащить.
7
Нью-Темпл, Лондон
13 октября 1260 года
Жак достал из глиняного горшка гусиное перо и, не сводя глаз с племянника, принялся задумчиво катать его между большим и указательным пальцами.
— В твои годы мы с братом побеждали почти во всех турнирах. Ты здесь уже давно. Пришла пора себя показать.
Гарин поднял глаза, удивленный упоминанием о своем покойном отце. Жак его редко вспоминал.
— Я постараюсь, сэр, при первой же возможности, — тихо проговорил он. — Вы же знаете, в прошлом году я болел.
— В этом году все будет иначе, верно?
— Я постараюсь, сэр.
— Да уж постарайся. На турнире ожидается присутствие наших гостей. Мой племянник не должен ударить лицом в грязь.
У Гарина пересохло в горле. На общее четырехдневное собрание капитула сегодня утром с эскортами рыцарей прибыли магистры шотландского и ирландского прицепториев. Такие собрания созывались каждый год для обсуждения насущных дел, и завтра в их честь состоится турнир.
— Победить будет нелегко, сэр. Уилл хорошо сражается, и…
— Кемпбелл — простолюдин, — раздраженно бросил Жак, сжимая в кулаке перо. — А ты из рода де Лион. Когда станешь командором, твой послужной список должен говорить сам за себя. Кемпбеллу же командором никогда не быть. Ему совсем не обязательно побеждать, а для тебя это долг.
— Да, сэр. — Гарин спрятал за спиной руки с обкусанными ногтями. Дядя не терпел вредную привычку.
Жак бросил перо на стол. Вздохнул, откинул назад голову.
— Ты последний из де Лионов и обязан поддерживать честь рода. Я не в счет, дни моей славы позади. Жаль твою мать. После гибели мужа и старших сыновей она уже потеряла надежду восстановить достойное место, которое занимала среди королевской знати. Она храбрится, делает вид, что все в порядке, но однажды призналась мне, как часто плачет по ночам в своей убогой лачуге. А ведь когда-то у нее были драгоценности, ароматические масла, наряды. Все необходимое для женщины ее положения. От этого теперь остались одни воспоминания.
Гарин боролся со слезами. В его присутствии мать никогда не делала вид, что все в порядке. Ее чувства присутствовали на лице — страдание и горечь. Тяжело представлять знатную женщину плачущей ночью в своей спальне, в небольшом имении в Рочестере, где она жила на скромную пенсию Темпла.