Я с трудом выбрался из-под трупа.
– Как я его?! – гордо спросила мать. – А Витька не верил, что кочерга от лешего поможет.
Голос у меня пропал, и я лишь молча тыкал пальцем вниз, указывая на труп.
– Чего ты кривляешься, как клоун Клепа? – нахмурилась мать. – Что там?
– Батя, – с трудом вытолкнул я застрявший в горле комковатый вязкий голос и снова указал на труп.
Мать присмотрелась, потом присела возле тела, повернула его голову. Встала.
– Пошутить хотел, придурок! – с отвращением плюнула на труп. – Доигрался, бурдулек образованный! Учти, – поигрывая кочергой, посмотрела на меня, – это ты своим сучком в глаз ему до мозга достал и убил. Я сзади не видела, что это Витька. В тюрьму ты сядешь!
– Я не хочу в тюрьму! – я едва не заплакал.
– Значит так, – деловито начала мать, – Витьку закапываем, а в понедельник всем говорим, что он в город поехал.
– А машина?
– Скажем, на попутке до трассы, а там на автобусе.
– Вас же Троха видел…
– И Троха и Явниха и Сазан, – мать покачала кочергой. – Ты думаешь, Сазон и Троха нам случайно встретились? – покачала перед моим лицом указательным пальцем. – Нет, нет и еще раз нет! Это был знак, это Провидение так указало нам на нечистых, классово чуждых, потомков сожительства падших ангелов и недостойных баб человеческих! Внешне они неотличимы от нас, нормальных людей, но мы-то знаем… Им цена: копейка в базарный день. Раньше таких называли «болтунами», «неопределившимися», «малефиками-зловредителями» и «пособниками» и всячески клеймили, а сейчас времена пошли помягче, вот и приходится самим все решать, выжигать скверну каленым железом из тех, кто поклоняется не социализму, а пережиткам мрачных эпох: мнимым, отсталым и ложным поганым богам, не поспевающим за мерным бегом прогрессивного времени, ставшими в наш атомный и космический век демонами.. Придется их навестить ночью, супостатов хитрости и бунта, чтобы не болтали…
– Ты их убьешь?..
– Не ори! Не я, а мы.
– Мы?..
– А ты как думал? Что моими руками весь жар загребешь? Надо помогать родителям. Пока бери Витькин нож и копай могилу. А я пойду: Пашку поищу…
– И Пашку?.. – прошептал я.
– Зависит от того, что он видел.
Пока я копал отцу могилу ножом и палкой, наглый боровик надсмехался надо мной из-под дуба, но я уже не обращал на него внимания – страх перед матерью вытеснил все прочие страхи.
– Я Пашку послала к выходу из леса, – будто привидение возникла рядом мать, – будет ждать нас там.
– А мы?
– А мы сейчас закопаем Витьку и пойдем домой: поужинаем и обсохнем. А как стемнеет…
Меня передернула дрожь.
– Плащ с него давай снимем, еще пригодится.
Сняли плащ, я хотел положить на труп снятый с себя пиджак.
– Ты чего? Оставь, вырастешь – будешь сам носить. Не новый же тебе покупать потом. И сучок из глаза забери. Он счастливый…
Сняла с шеи убитого мешочек с травами:
– Не пропадать же добру.
Закопав тело, вышли из леса.
– А где грибы? – удивился Пашка.
– Нет еще грибов, – на ходу объяснила мать. – Рано пришли.
– А папка где?
– А папки с нами не было.
– Как это не было? – брат от удивления даже остановился.
– Не было. Он уехал.
– Туда, куда крылатая птица не залетает. В город, в общем, поехал. Поэтому его с нами и не было. Виталий, скажи.
– Не было, – не глядя Пашке в глаза, подтвердил я.
– Как же не было, если он у меня зонтик взял?
– Зонтик? – мать обернулась. – Павел, если ты зонтик потерял, растратчик криворукий, то имей смелость честно это признать, по-мужски, а не сваливай свою вину на других.
– Но…
– Замолчи, ерь мадагаскарский!!! – она погрозила кочергой. – А то вздую! Не перестанешь врать – тебе будут сниться змеи и кал у тебя станет зеленым! А сейчас замолчи и марш домой! Заманил нас в лес в такую слякоть, да еще и отца подло оговаривает. Бегом домой!
Суббота – вечер
Дома мать первым делом пожарила яичницу из шести яиц и жадно ее съела. После еды взяла с холодильника отцовские сигареты и закурила.
– Мамка курит? – тихо спросил Пашка.
– Не знаю…
– Виталий, суп в кастрюле разогрейте и похлебайте, – велела она мне. – Силы вам сегодня понадобятся. И хлеба возьмите по куску, хлеб – дар Божий: хлеб на стол – так и стол – престол, а как хлеба ни куска – так и полированный стол – доска. Но учтите: хлеб в солонку макать нельзя ни в коем разе, ибо так Сатана-Диавол в вас войдет, как в Иуду проклятого на Тайной вечере.
Мы с братом, воспользовавшись нетипичной для матери щедростью, от души налупились рыбного супа, сваренного из сушеной рыбы, украденной отцом у соседа, и чеснока. Мы вообще чеснок для защиты от нечистой силы ели постоянно – мать строго за этим следила.
– Павел, а ты знаешь, что Лариса Гитлеровна тебя убить хочет? – вкрадчиво начала мать.
– Меня? – Пашка аж поперхнулся супом и закашлялся.
Пришлось мне постучать ему по спине, чтобы не задохнулся.
– Да, тебя, – зловеще улыбнулась мать. – Сам же слышал, она угрожала тебя спицей заколоть. Про гроб бормотала, сглазить тебя насмерть хотела, дочь Сатаны. Еще и заклинание про упасин читала, ты тоже своими ушами слышал.
– Слышал… – поник Пашка. – А за что?
– А просто так. Пионеров она не любит, тварь старая.
– Я же еще не пионер.
– Но станешь же? Вот она и решила тебя заранее убить, чтобы одним пионером меньше было. К тому же, ты ей Павлика Романова напоминаешь. И она замышляет не просто тебя убить, а сожрать!!!
– Меня?!
– А что ты глазки пушишь, как рак? Что удивляешься? Ты у нас в меру упитанный, вполне в теле. Всяко лучше, чем одними кошками питаться, будущим пионером подхарчиться. Да и про клопа чесала, а на клопов раньше, до социализма, вообще страшенные заговоры заговаривали.
– Она за фашистов?
– Еще как, – закивала мать, довольная, что «процесс пошел», – натуральная фашистка! Не зря же ее Гитлеровна зовут, сам посуди.
– И что мне делать? – почесав затылок, спросил брат.
– А что должен делать советский пионер с фашистами?
– В милицию сдать?
– Милиция сюда из райцентра не поедет. Да если и поедет, то пока доедет, Явниха тебя уже придушит, как паршивого кутенка.
– А если ее саму убить? – осенило брата. – Фашистов же можно убивать!
– И даже нужно, – мать потерла руки. – И как ты ее убьешь?
– Я? – удивился Пашка.
– А кто еще? Ты же будущий пионер-герой.
– Я… я ее подожгу!
– Отличная идея! – она потрепала Пашку по волосам. – Ночью так и сделаешь.
– Я?..
– Виталий тебе поможет. Поможешь, Виталий?
– Да, – буркнул я.
– Святой Менжинский28 и вся небесная рать! Да что там сложного?! Бензин возьмете в Витькиной мастерской, масло машинное, смешаете и в бутылки. Получится «коктейль Молотова». Ночью подберетесь к ее хате со стороны околицы, чтобы собак лишний раз не тревожить. Дверь подопрете чем-нибудь, чтобы не выскочила, Шапокляк деревенская, да и швырнете бутылки в окна, чтобы вспышкой огня нечистую поразить, аки Илия-пророк29 бесов своей молнией. Уж Сварог30-то выжжет скверну кулацкую. Делов-то, – она зевнула и перекрестила рот. – Больше разговоров.
– И я стану пионером-героем? – спросил Пашка, глазки которого за толстыми стеклами перемотанных синей изолентой очков заблестели нехорошим жадным блеском.
– Станешь, но не сразу. И в честь тебя даже посадят аллею. Липовую, может быть… Хотя, – скептически хмыкнула, – скорее дубовую. Короче, все в твоих руках.
– Буду, как святой пионер Илларион?
– Будешь, но твой подвиг надо будет скрывать от прогрессивной мировой общественности несколько лет.
– Зачем?
– А ты думал, что будет как в статье: эти пионеры поймали шпиона? – потрясла кулаком мать. – Думаешь, так? Ан нет. Вспомни, про подвиг святого пионера Иллариона тоже только через несколько лет волею Провидения люди узнали.
– А, – Пашка опять почесал затылок, – тогда ладно. Тогда будем скрывать. Несколько лет.
– Короче, часика в два ночи ступайте – уже точно вся деревня уляжется. Тем более, сегодня после дождя никто особо по улицам спотыкаться не будет, даже пьянь предпартийная. Еще одно учтите: Явниха не просто матерая фашистка, не просто подлая подколодная змея на груди нашего славного совхоза, а еще и ведьма.