Флориэна. Он никогда об этом не говорил. А я стеснялась спросить – брала его за руку, смотрела в глаза, хотела вести за собой. Но он не двигался. Будучи большим и тяжелым – не сдернешь. Увы…
Паскуэлина. Знаешь, где он сейчас? Где или, может быть, с кем?
Флориэна. Он жив.
Паскуэлина. И только?
Флориэна. Остальное для меня не так важно. Как для любого по-настоящему любящего человека.
Джокетто. А тебя, Инспектор, кто-нибудь любил? Кроме начальства.
Луболо. Может, и любил. Мне не докладывали. Не мешали сохранять грозный вид и нести бремя службы.
Джокетто. Обоюдные увлечения бывали?
Луболо. Все-то тебе расскажи… Если бы я нуждался в исповеди, я бы Удилло использовал.
Джокетто. Он же тебе денег должен. Такому человеку как-то несолидно исповедоваться.
Луболо. А тебе солидно?
Джокетто. Ну чего ты, Инспектор, дергаешься, почему все воспринимаешь в штыки? Не борешься со своим характером – придешь в зоопарк, высосешь поллитровую фляжку коньячного спирта, и, увидев слона, на всю округу орешь: «Слон! Смотрите, слон!». Затем узришь гиганского дикобраза. И снова в крик: «Ёжик! Какой здоровый крупный ёжик! Сюда, синьоры! Тут ёжик!».
Луболо. Я тебе сейчас дам ёжика…
Джокетто. Ёжик! Какой здоровый крупный ёжик!
Вольтуччи. А у меня, господа, лотерейный билет пропадает.
Луболо. Все равно бы ничего не выиграл.
Джокетто. Кто знает – исходя из того, что наш мир был полнейшей насмешкой его творца, мне кажется у этого билета есть все шансы быть выигрышным. Да, да, да… Прими, Вольтуччи, мои поздравления!
Вольтуччи. Тебе спасибо.
Джокетто. Мне-то за что?
Оле. Но ведь это ты посоветовал его купить. В прошлое воскресенье – где-то в три часа ночи. Помнишь, мне еще в картах повезло?
Джокетто. Помню. Тогда все определил решающий круг третьих распасов – Инспектор страшно просчитался, дико сплоховал и взял четыре чужих взятки. Мы с Кабалоне еще долго над ним смеялись – дрожащими руками за кошельком он лез…
Вольтуччи. Ты мне сказал: «Везение нужно умножать – купи на выигрыш лотерейный билет». Я и купил.
Джокетто. Так значит, я в доле?
Вольтуччи. Разумеется. Половина твоя.
Джокетто. Я дьявольски везуч. Причем, с друзьями мне везет больше всего – летом они зовут меня покататься на коньках, зимой в леса Абруццо по грибы приглашают, и я своего не упускаю. Мне грушу – я ее в зубы. Мне в зубы – я их в ладонь. Сколько выбили, столько и сплевываю. Лишнего на себя не беру.
Сильный взрыв. Тухнет свет. Вылетают стекла.
Паскуэлина. У кого спички?
Вольтуччи. У меня… Секунду. (зажигает свечи).
Флориэна. Так даже лучше… Уютней.
Джокетто. Я думаю, скоро надо начинать. Очень скоро.
Луболо. За мной дело не станет. Вдобавок, я сегодня в потрясающей форме.
Паскуэлина. Я приемник включу?
Вольтуччи. Да зачем он нужен – посмотрим друг на друга, посидим в тишине…
Джокетто. Чего-чего, а тишины у тебя будет предостаточно – там, куда мы вскоре направляемся, райских птиц не предвидится. (Паскуэлине) Включай.
Паскуэлина включает приемник.
«…. собрать последние силы в кулак… верить….».
Луболо. Это ответственный министр.
Джокетто. Я догадался.
«….будем сражаться. Несмотря на то, что горе постигшее нас не поддается описанию… Я не знаю, что говорить – гибель Кабалоне она… она выше слов. Но мы должны, мы просто обязаны сражаться до конца! Я верю……..победа или смерть….….. грядет счастье… оно неблизко….. дальше, чем когда-либо… полное уничтожение… завершение истории человечества…
Джокетто. Вырубай. Все ясно.
Луболо. Кабалоне и обещал, что погибнет – прямым текстом. А он был человеком слова.
Флориэна. Кабалоне говорил, что он человек дела.
Луболо. Одно другому едва ли препятствует. Попомни, девочка, слова старого служаки и картежника – едва ли. Хотя вещи это совершенно разные. Слова гораздо легче дел.
Вольтуччи. Но, насколько я помню, все началось именно со слова.
Джокетто. А закончится танцем. Пора! (Вольтуччи) Зови Баллоне.
Вольтуччи. Баллоне!! Баллоне!!
Джокетто. (Флориэне) Передай мне свою гитару. Быстрее, маленькая! Не задерживай важного синьора!
Взяв гитару, Джокетто вскакивает со стула, вешает ее на шею, щупает струны. Окидывает присутствующих невидящим взглядом. Переступает с ноги на ногу. Постукивает себя по бедру. Ждет.
В комнату входит неиграющий Баллоне.
Джокетто. Пришло твое время, музыкант. Короче, зажигай! Звезды, парень, конечно же, звезды! А я тебе подыграю.
Баллоне начинает играть. Поначалу нудно и тихо.
Вольтуччи. Приглашаю всех на танец. Вас, мадам, особенно.
Паскуэлина. Я принимаю ваше приглашение.
Вольтуччи и Паскуэлина встают из-за стола. Секундами спустя то же самое делают Луболо и Флориэна.
Луболо. Ух и оторвемся мы напоследок! Не остановимся пока не остановят! Отдадим все, что осталось!
Флориэна. Будет весело?
Джокетто. Еще бы, девочка, другого не держим. Понеслась!!!
По сигналу Джокетто трубач Баллоне начинает играть громче и быстрее. У него получается – все глубоко вдыхают и пускаются в пляс. Кто как умеет: Джокетто пританцовывает, играя на гитаре, Вольтуччи и Паскуэлина поначалу танцуют вместе, затем расходятся, разбегаются и снова сходятся, Луболо и Флориэна в основном танцуют по одиночке; иногда все танцующие создают какое-то подобие хоровода. Во время танца занавес закрывается.
Некоторое время музыка по-прежнему слышна. Потом раздается страшной силы взрыв.
Серое одноцветье, скучная гладь, шорохи, скрипы – от шагов одного единственного существа: в центре сцены находится внушительный вентиль и вокруг него в одиночестве прогуливается Павел. Медленно, степенно, угрюмо – предоставляя мирозданию идти своим чередом.
Спустя какое-то время из недр тумана появляется Петр. Останавливается, хрустит шеей, скрещивает руки; на обоих партнерах серебристые поношенные саваны, пыльные сандалии, красные носки; у Петра выпуклые глаза, мощные плечи, приподнятая бровь; у Павла выгоревшие волосы и слегка затронутое оспой лицо. На первый взгляд их внешность можно охарактеризовать, как изнуренную. Более детальное всматривание оценку едва ли изменит.
Петр. Зачем звал, Савл? Пошвыряться камнями, в названия галактик поиграть?
Павел. Посоветоваться надо. Обменяться мнениями и непременно ими сойтись.
Петр. Мало ли что кому надо… вростая по пояс в нездоровое воодушевление. С раздраженным сопением под обрушившимся куполом цирка. Почему здесь?
Павел. Для удобства. Если мы примем решение, то сразу же его и исполним. Лупанем нашей правотой по этим марионеточным канальям…
Петр. Ты, насколько я понимаю, опять об этом. Что теперь у них там случилось? Глобальное потепление? Похолодание? Ядерная война?
Павел. В том-то и дело, что ничего. В который раз… не знаю, как тебе, но мне ждать уже надоело. Под самую завязку… я предлагаю покончить с этим сейчас же. Начать и кончить.
Петр. К чему эта спешка?
Павел. Спешка?! Ты, Симон, с мозгов-то пыль смахни. Ты ими редко пользуешься, вот они у тебя и барахлят. Спешка… Сколько лет мы присматриваем за этой планетой?
Петр. Где-то тысячи две.
Павел. Ну, и как тебе результаты?
Петр. К нам не может быть никаких претензий. Все эти годы мы работали честно. Возможно, не слишком продуктивно, но честно.
Павел. Я говорю не о нас. Я про них (показывая пальцем вниз). За все эти годы они хоть капельку изменились? На какой-нибудь гребаный микрон?
Петр. Они стали образованней. Раньше и читать единицы умели, а теперь даже в самых отсталых племенах знают, кто такой Билл Гейтс. А мы с тобой, Савл, одну букву на двоих знали… Но это так, к слову.
Павел. Ты нас общей гребенкой не расчесывай. Будь объективен и быстро признай, что я с пути к себе не сворачивал и с образованием никогда не враждовал – все, что полагается выучил.
Петр. Да что ты там выучил… В наше время и учить-то особо нечего было.
Павел. Это только ты со своей колокольни исключительно язык от свисающего колокола видел. Я же смотрел куда дальше – я всегда, Слава Создателю, смотрел дальше тебя…