– Я давно все понимаю, однако ничего не могу с этим поделать, так что не знаю, настолько ли все оптимистично.
– Мне показалось, ты только что сказала, что раньше тебе удавалось контролировать ситуацию.
– У меня и раньше бывали срывы, – сказала Чарли.
– Но, так или иначе, сейчас ты здесь.
– Да, теперь я здесь.
За этим последовало несколько минут поверхностной болтовни. Потом снова повисла тишина. Чарли принялась разглядывать картины за спиной у Эвы. В рамках висели… картинки к тесту Роршаха, как она теперь поняла. Она попыталась увидеть, что изображают фигуры, чтобы понять состояние своего психического здоровья, но ее прервала Эва, желавшая узнать о ее непосредственных задачах на работе.
Чарли рассказала о своей работе следователя в Национальном оперативном отделе, как она и ее коллеги подключались к расследованию особо тяжких преступлений по всей стране, чтобы помочь местной полиции.
– А как в целом выглядит твоя жизненная ситуация? – спросила Эва.
– Я одна, детей нет, – ответила Чарли.
– Если мы вернемся к употреблению алкоголя, – проговорила Эва, никак не прокомментировав ее семейное положение, – как долго это было проблемой?
– Не знаю точно. Смотря кого спросить.
– Я спрашиваю тебя.
– С тех пор, как я начала пить, мне это очень нравилось, и я всегда пила больше, чем окружающие. Я никогда не понимала, как можно выпить один бокал и на этом остановиться. Но я не считаю себя алкоголичкой на том основании, что пью больше других. Можно сказать, что это со мной случается периодически, но после приходят и более спокойные периоды.
– А период, который привел к этой встрече, – когда он начался?
– Точно не помню, но несколько месяцев назад мне пришлось поехать в Гюльспонг – места моего детства. Это маленький городок в Вестергётланде, – добавила она, заметив, что название явно ничего Эве не говорит. – Я жила там до того, как умерла мама. После ее смерти я переехала в Стокгольм.
– У тебя там были родственники?
– Нет, меня поместили в приемную семью.
– Ну и как?
Чарли не знала, что ответить. Чем интересна жизнь в маленьком домике в Худдинге, о чем стоило здесь рассказать? Перед глазами у нее встал сад, аккуратно подметенная дорожка, клумбы, где все росло ровными рядами, и маленькая яблоня, никогда не приносившая плодов. Вспомнилась первая встреча с приемными родителями Бенгтом и Леной и их дочерью Лизой, которые сухо приняли ее в своем стерильно чистом доме. Внешне семья казалась именно такой, о какой она мечтала, когда Бетти в очередной раз слетала с катушек: спокойные, правильные люди, ложившиеся спать в определенное время, все вместе садившиеся за ужин, мама, которая складывала в пакет форму для физкультуры и готовила простую еду, не впадая в истерику. Лена никогда не валялась на диване, умоляя убрать весь свет и звуки. Никогда не устраивала вечеринки с приглашением совершенно незнакомых людей. Чарли вспомнила свою комнату в маленьком домике, чистое постельное белье, запах мыла и роз. «Чувствуй себя как дома, – сказала ей Лена в первый вечер. – От души надеюсь, что тебе действительно будет здесь хорошо, Чарлин, и что вы с Лизой подружитесь, словно сестры».
Но в доме в Худдинге Чарли никогда не чувствовала себя как дома, и они с Лизой так никогда и не стали сестрами.
Эва кашлянула.
– В приемной семье все было нормально, – ответила Чарли. – Там во всем был порядок, я могла сосредоточиться на учебе.
– Хорошо, – кивнула Эва. – Но давай вернемся к тому, с чего начался этот твой период. В начале лета ты поехала в Гюльспонг. Почему?
– По работе. Пропала девушка – Аннабель Роос. Ты наверняка читала об этом случае в газетах.
– Да, что-то слышала.
– Мы отправились туда, чтобы помочь местной полиции, и оказалось, что возвращаться туда тяжело – куда тяжелее, чем я ожидала.
– В каком смысле?
– Во мне пробудилось множество воспоминаний, и я…
Чарли увидела перед собой хрупкое тело Аннабель, которое поднимают из черной воды Гюльспонгсэльвен, увидела Маттиаса, бойфренда Бетти, исчезающего в этой воде двумя десятилетиями ранее, увидела двух девочек, ведущих плачущего мальчика – давным-давно, в те времена, когда сама она еще не родилась на свет.
– И ты – что? – спросила Эва, подаваясь вперед на стуле.
– Можно сказать, что я восприняла это все немного слишком близко к сердцу. А потом совершила ошибку, меня отстранили от следствия, и это тоже, конечно, сказалось на мне. Когда вернулась в Стокгольм, я рассчитывала, что все станет как прежде, но так не получилось. Напротив, все стало еще хуже.
– Что стало хуже?
– Страх, тоска, чувство бессмысленности, бессонница. Я плохо сплю, а когда засыпаю, мне снятся неприятные сны.
– Опиши их.
– Сны?
– Да.
– Все это началось, когда я вернулась домой из Гюльспонга, потом стало немного поспокойнее, но сейчас я расследую дело, которое задевает меня больше, чем мне бы того хотелось.
Эва спросила, что это за дело, и Чарли рассказала про двух молодых женщин из Эстонии, которых нашли убитыми и брошенными в лесочке в пригороде. У одной из них была трехлетняя дочь – голодное и несчастное существо, просидевшее в одиночестве в запертой квартире не меньше двух суток. Девочка до сих пор не проронила ни слова, хотя прошло уже две недели с тех пор, как ее нашли.
Эва сказала, что ничего странного, что такое задевает за живое – судьба брошенного маленького ребенка у большинства людей вызвала бы сильные чувства. Но ведь девочка жива?
– Она жива, – кивнула Чарли. – Но не более того. Сегодня ночью мне снилось, что это мой ребенок, что я ее мама. Я хотела побежать домой и спасти ее, но у меня не получилось, потому что я была мертва. А потом, в следующем сне, я сама была этой девочкой, и… в общем, понимаешь.
– Ты принимаешь лекарства? – спросила Эва, никак не комментируя сны.
– Сертралин, – ответила Чарли. – Сто миллиграмм.
Она не стала уточнять, что иногда добавляет к нему собрил или снотворное, а иногда и то, и другое.
– Больше ничего? – спросила Эва.
Чарли покачала головой.
– Ты, наверное, знаешь, что кошмарные сны – обычное побочное действие при приеме сертралина?
Чарли кивнула. Все это она прекрасно знала, но сертралин она и до того принимала годами – так что, видимо, дело не в нем.
Эва сложила руки на коленях.
– Та ошибка, о которой ты говорила, – продолжала она. – Я хотела бы, чтобы мы остановились на ней поподробнее.
Некоторое время Чарли вспоминала тот вечер и ночь в пабе. Водку с лакрицей, вино, пиво, Юхана. Вернувшись в Стокгольм, она по глупости начала копаться в его жизни. Для того, чтобы идти дальше, надо мысленно сложить все в большой мешок и вынести на помойку, ей это прекрасно известно, однако вместо этого она начала проверять все, что обнаружила. Все началось с того, что она пожелала знать, где он живет, убедилась, что он холост, что он действительно сын бойфренда Бетти. Похоже, все сходилось.
– Чарли! – Эва посмотрела на нее.
– Прости, что ты сказала?
– Я попросила тебя рассказать о той ошибке, о которой ты упомянула.
– Да-да. Я помню не все, что происходило в тот вечер, но я немного перепила и привела в свой номер журналиста. На следующий день в прессе появилась секретная информация о расследовании. Хотя это не я проболталась, но все, ясное дело, подумали на меня. И – да, у меня начались проблемы.
Некоторое время Эва сидела молча, словно ожидая, что Чарли расскажет что-нибудь еще. Потом спросила:
– Как ты думаешь, ты провела бы ночь с этим мужчиной, будь ты трезвая?
– О боже, нет!
– Почему нет?
Чарли не знала, что ответить, поэтому сказала, как есть – что она не помнит, когда в последний раз ложилась в постель с мужчиной трезвая. А что тут не так?
– А ты сама как думаешь? – спросила Эва.
– Само собой, тот поступок я считаю идиотским, но в других ситуациях – в смысле, когда я не при исполнении? Ты считаешь, что в этих случайных контактах есть что-то плохое?