Знали о нём только я и мой Бог,
Кто-то похитил красный цветок!
Юное тело, глаза, как лучи,
Дева пропала, скорее ищи!
Вечная ночь поднялась в этот дом,
Мир не уместится во мне одном!
Пахнет спасением яблочный сад,
Но нет дороги обратной назад.
Пляшет алмазным сияньем роса,
Как диадема в её волосах.
Страх поднимается из глубины,
Мы разучились любить без войны,
Что выбираешь: меня или мир?
Пристально смотрит сквозь Солнце вампир…
Я полюбил бы тебя, если б мог
Сердце избавить твоё от тревог,
Но я всё пью электрический сок,
И оборвётся вот-вот волосок…
О, тишина так приятна на вкус,
Так страшно сделать свой первый укус,
Чтоб Солнце в сердце моём взорвалось,
Чтобы бессмертье моё началось.
Красный цветок, красный цветок,
Я не прощу тебе красный цветок,
Ты мне отныне больше не бог,
Я знаю, где растёт красный цветок!
Беглец
Я болен давно – поражён изнутри,
Он редко болит, этот недуг в крови.
И я научился не верить в него –
Он слишком похож на меня самого.
Здесь нет ни начала, ни чётких границ,
Но он существует, он мучает птиц.
И он ненавидит других и себя,
Он мучает нежно, пытает любя.
И чувствуя всё, что чувствую я,
Скрывается где-то его чешуя.
Но только дороги обоим нам нет,
А я его знаю – ему вреден свет.
Я много читаю – неведом сей гад,
Но я его знаю – его ищет Ад.
И Ад ждёт меня – нам же с ним по пути,
Зовут, угрожают – пора, мол, иди.
Я чувствую песни, я чувствую сны,
Я чувствую запах грядущей весны.
Я им отвечаю, что я исцелён,
Но с чувством ужасным, что я – это он.
* * *
Осенняя эпоха догорает,
В костёр бросает дворник чертежи.
При жизни был кому-то мир сей раем,
Кому-то – путешествием по лжи.
Распутаны в подстрочнике все нити,
Заплатана, побита молью ткань.
И каждый здесь по-прежнему хранитель,
Но лишь один ушёл в такую рань
Из города, через кордон заборов,
От тёплого уюта очага,
Кому-то представляется он вором,
Кому-то он – возмездие врагам.
Мы станем на ноги у самых у окраин,
Мы выйдем прочь, и дом наш станет пуст,
И равнодушие совсем уже не ранит
И не коснётся льстивым мёдом уст.
Поодиночке, как котят, нас передавят,
А вместе – проще махом запретить.
Кому-то лишь причастие Он дарит,
Кому-то продолжает Он светить!
* * *
Доброго Неба, светлые люди!
Я начинаю игру наугад,
Больше не надо, больше не будет
Времени. Дьяволу – мат!
Игры со смертью в шахматы жизни.
Я на склоне холма.
Нет, не хочу. Подарите мне крылья,
Крылья иного ума.
Свет прорезает ленивые тучи,
Льётся из крана вода,
Люди небесные знают, научат,
Люди, летите сюда!
Молча, впотьмах начинается Вечность.
Брезжит первый рассвет.
Мой Ягуар приближается к речке,
Пьёт. А вокруг уже нет
Мира, которому принадлежали
Авторские права,
Только звенят золотые скрижали,
И вырастает трава.
Лёгкой кошачьей тихой походкой
Хищно крадётся – бросок,
С шеи фазана струйкой из глотки
Красный стекает сок.
Через
Я раскачал квадратный потолок
И вылез из придуманной коробки,
Взял разноцветный радужный мелок,
Обвёл рукой пространственные скобки,
В летящих мимо солнечных лучах
Рассыпался мой лёгкий одуванчик,
Качнулись крылья на невидимых плечах,
Прервал трансляцию идеепередатчик.
И я вдохнул огонь открытым сердцем –
Растаяли осколочки иллюзий,
Расплавился украденный сестерций,
Развеялся воспетый образ Музы,
И сила потекла по переулкам
Моей любимой сказочной Вселенной,
Смывая золотую штукатурку
С моей мечты, и загорелась пена.
Остолбенел у райских врат охранник,
И понял я: ему же тоже больно
Смотреть на то, как безымянный странник
Все раны мира исцеляет солью.
Врозь разошлись пределы небосводов,
А под ногами закружились вихри,
Пожравшие заветную свободу,
Но и тогда не сгинули, не стихли.
Туманный шарик – всё как на ладони –
Открытая космическая карта;
На дно! На дно! – но мир никак не тонет,
Крепчает вседозволенность азарта.
Молчание переполнялось духом,
Тем, что объединил тепло и свежесть
Во Веки Вечные, и пусть мне будет пухом
Заря земли, познавшей безмятежность!
Гром оборвал торжественность прощаний,
Наружу рвущихся из глупой носоглотки,
Собрав взаимосвязанность с Вещами,
Я бросил их, как хворост для растопки,
В огонь стихов, ревущих моей жизнью,
Приподнимавших к свету мою душу,
И охладил меня бездонной высью
Прозрачный дождь, обрушенный на сушу.
Освобождение
Правильно… неправильно… веровать – надеяться,
Побеждать собачий страх смерти вопреки…
Не читай морали нам, пустозвонка-мельница,
Жуй свои попсовые песни да стишки.
Вековечной мудростью придавило полюшко,
Так, чтоб все по одному пёрли до конца.
Ну а я смотрел, дурак, в краденое солнышко,
Чтобы не забыть его чёрного лица.
Жил да был Иван-батрак, потчевался глупостью,
Вглядывался пристально в обступивший мрак,
Удивлялся, дитятко, предрассветной скупости;
Ни мычал, ни телился: кто кому здесь враг…
Да вот только поутру выйти шибко хочется, –
Чтобы всё понять, принять – или же войти
В правильную комнату, прочь от одиночества.
Кто ж мог знать, что истины в печке не найти!
Отдыхает дирижёр – всё само играется,
Наобум расставлены буковки в слова,
В понедельник – вымыться, в пятницу – покаяться,
В воскресенье – сделаться хлебом во устах.
Всё благими мыслями – да впросак по древу,
Пыжится, куражится, бьёт врагов герой,
В виртуальных невско-куликовских битвочках
Перерыв объявлен – сбегать за второй.
А снаружи – страшно, а внутри – погано,
В маяках лишь горьких звёзд полынный след.
Бесконечность-девочка стройными ногами
Обхватила мальчика, принимая свет.
Но кривые улицы закружили голову,
Лицами рассыпались в мире имена,
Прорастили зёрнышко: все листочки – поровну.
И опять уводит прочь полная Луна.
Так пройтись, наведаться, отыскать друг друга,
Раздарить счастливые прежние мечты,
Научиться жить не так, не любя – кайфуя,
Не к другой – так к третьей, кто же из них Ты?
Праведно… Неправедно… Не согреться свечками…
И не сжечь инаковость сказочным вином.
Мы с Тобой пустились в пляс нами-человечками,
Позабыв про радуги за своим окном.
И дрожит в груди змея, корчится от страха,
Выдает себя за нас, за твоё – моё,
Солнышко, коснись лучом нашей глины-праха,
Чтобы мы свободными вышли из неё!
* * *
Тишина всё громче,
Тишина полнее,
Видно, она хочет,
Чтоб я стал умнее.
Обтекает звоном
Вещи и предметы,
Словно по иконам –
По незримым метам.
Кто-то дал им имя,
Цели и причины,
И расстался с ними,
Сделав величины.
И звенит за нами
Вечное молчанье –
Светом над стихами –
Счастьем и печалью.
* * *
На карнизе стою. Здесь мне город открыт.
Путь окончен. Я вышел из строя.
Из уюта, комфорта и свинских корыт
Я ушёл. Я не корчу героя.
Но иначе не мог, но иначе никак,
Не сломать золочёные цепи,
Карусель – для детей, а война – для солдат,
Что останется – цинком в прицепе.
Он один надо всем, он повсюду стоит –
Он продюсер и спонсор всей пьянки,
Он везде, он повсюду, он вылит и влит
В каждом зеркале и в пустой банке.
Мы родились для счастья? Родились, чтоб жить?
Чтобы мир этот сделался Раем?
Почему мы не можем здесь даже дружить?
Почему мы опять умираем?
* * *
Налево. Направо. Не выискать брода!
Всюду… Повсюду плохая погода!
Лапой поймала, когтями скребётся.
Ждёт, пока кто-то опять ошибётся!
Если посыпались новые смерти,
Если тебе ухмыляются черти,
Если ты пьёшь, не считая недели,
Если все птицы твои улетели…
Всё же есть рядом хоть кто-нибудь нужный!
Кто-то поделится искренней дружбой,
Кто-то заглянет в твоё мирозданье,
Кто-то твоим утешением станет!
* * *
Ветер, лети! Мчишься и бьёшься,
То завываешь, то рассмеёшься.
Сердце, открытое Раде-Природе,
Даже в телах мы живём на свободе.
Я остываю, слёзы, как камни,
Бесы горбатые, сорваны ставни.
Тучи летят и летят надо мною,
Жаль, что не волк, жаль, что не вою!
Тоненьким пульсом тикает время,
Время повсюду, время со всеми…
Ветер, летим! Кончились люди!
Ветер серебряный, братом мне буди!
Трое
Тьма и усталость, и скорость