У меня давно зреет мысль приобрести для Арни киоск по продаже газировки. Это будет золотое дно: не пропадать же стараниям сестрицы. Сигналю, хотя звук этот терпеть не могу. Эллен поднимает глаза, и я, делая шаг к примирению, машу ей и кричу:
– Хорошего дня!
Она молча выставляет вперед кулак, из которого к солнцу поднимается средний палец. И остается торчать, как свечка.
Вообще-то, сестра меня любит – просто сама еще об этом не догадывается.
Жду, чтобы сложился средний палец, но, поскольку этого не происходит, выруливаю на дорожку и убираю ногу с тормоза. С пикапом вдвоем неспешно надвигаемся на Эллен. Она по-прежнему смотрит вверх, уверенная в своей победе. Чем я ближе, тем громче хохочет. В метре от нее резко сигналю, и она, вздрогнув, соскакивает с шезлонга. Оттащить его с дорожки уже не успевает: я ударяю по газам, и шезлонг с треском исчезает под колесами.
Шезлонг умер.
Эллен шарахается в сторону, вся красная, под цвет своих ногтей и полосок на бикини. Готова разреветься, но кому охота портить макияж?
Все было бы еще терпимо, говорю я себе, сдавая задом, если бы не этот средний палец. Гилберт Грейп хамства не прощает. Так и знайте.
Эллен пытается кое-как собрать шезлонг, а я задним ходом двигаюсь к проезжей части. Вижу: из окна гостиной смотрит Арни. И бьется лбом о стекло. Раз семь или восемь, пока его не оттаскивает Эми.
3
В Эндоре два продуктовых магазина. Прямо на главной площади стоит гастроном «Лэмсон», где я работаю, а на окраине города – супермаркет «Фудленд», где закупаются все кому не лень.
«Фудленд» построили в октябре минувшего года. Там, по слухам, продаются любые хлопья для завтрака, какие только можно вообразить, а откуда-то с потолка свисают итальянские колбасы. Говорят, в любом из четырнадцати проходов тебя встречает улыбчивый дежурный персонал. На входе установлены особые двери с электроприводом, которые распахиваются сами собой, как только покупательская нога ступает на черный резиновый коврик. Многие утверждают, что подобных чудес в Эндоре отродясь не бывало. Ко всему прочему в торговом зале включается стереосистема, из которой льется музыка, как в зубоврачебном кабинете или в лифте, – не знаю точно, как такая называется. В свое время «Эндора экспресс» писала, что эта музыка призвана успокоить покупателя, умиротворить. Куда там! В «Фудленде» все не как у людей, даже кассовые аппараты: к ним подъезжают ленты-транспортеры, какие разве что в Де-Мойне увидишь, – кто бы мог подумать, что они придут к нам в Эндору.
В марте этого года «Фудленд» устроил типа празднество. Эми потребовала, чтобы я отвез туда ее и Арни. Заранее решив, что ноги моей не будет в этом супермаркете, я отсиживался в пикапе, пока Эми водила нашего слабоумного по рядам. А потом рассказывала, что Арни орал и завывал, увидев, как по транспортеру едут корзиночки с джемом, фасоль, арахисовая паста.
Кто меня дернул за язык расписывать вам «Фудленд»? Я вообще не намеревался упоминать эту помойку, но разве о ней умолчишь? Иначе ведь толком не объяснить, что представляют собой мистер Лэмсон и гастроном «Лэмсон» и почему я, Гилберт Грейп, до сих пор держусь за эту свою работу.
В гастрономе «Лэмсон» вы не найдете ни дверей с электроприводом, ни транспортеров, ни электронных кассовых аппаратов. В магазине всего четыре прохода, каждый семи метров в длину. При этом в «Лэмсоне» есть все, что требуется нормальному человеку. Но если кому нужны всякие технологические примочки, чтобы убедиться в правильности своего выбора, то таким недоумкам прямая дорога – в «Фудленд».
У нас в «Лэмсоне» все ценники пишутся от руки. Мы общаемся с покупателями, здороваемся, не натягивая фальшивую улыбочку, каждого знаем по имени. «Здорово, Дэн». «Здрасьте, Кэрол». «Приветик, Марти, помощь нужна?» Если вы пожелаете расплатиться чеком, мы не станем требовать кучу сведений и никого не заставим доказывать, что он не верблюд. У нас таких загонов нет. Мы даем понять, что своим покупателям верим на слово. Покупки ваши разложим по пакетам и донесем до машины.
Возможно, из-за такой непомерной порядочности к нам и не ломятся толпы. Возможно, мистер Лэмсон – постоянное мерило людских недостатков. Человек, который с утра до вечера вкалывает, причем изо дня в день, который любуется каждым яблоком, вынутым из коробки, и благоговеет перед каждой жестянкой супа, служит для каждого из нас немым укором.
Я начал подрабатывать у мистера Лэмсона в четырнадцать лет, а после окончания школы, то есть семь лет назад, перешел на полную ставку.
Гастроном занимает белое, декорированное красным здание, ступеньки серые, вывеска без затей: «Продуктовый магазин „Лэмсон“. Обслуживаем вас с 1932 года».
Толкаю дверь с надписью «Вход» и за кассой вижу мистера Лэмсона. Его супруга – женаты они сто лет – сидит в каморке, где у нас контора величиной с чулан, и считает мелочь. Покупателей – ни души. Я надеваю снятый с крючка фартук; хозяин говорит:
– Доброе утро, Гилберт.
– Здравствуйте, босс. – Просовываю голову в чулан. – Доброе утро, миссис Лэмсон.
Хозяйка поднимает голову и светится добрейшей улыбкой. Беру в торце зала швабру и начинаю мести проход номер один.
Мистер Лэмсон, засунув руки в карманы, направляется ко мне:
– Все в порядке, сынок?
– Ну… да. А что?
– Тебе как будто десять лет прибавилось. Мамулик, ты только посмотри на Гилберта.
– Не сбивай меня.
– Дома какие-то неурядицы?
Дома всегда неурядицы.
– Нет, сэр, – отвечаю ему, – ничего такого.
Миссис Лэмсон высовывает голову из чулана:
– У него усталый вид, вот и все. У тебя усталый вид, вот и все.
– Это точно?
– Вы на меня смотрите как на умирающего, не надо так, пожалуйста, я не умираю. Просто очень рано встал. Водил Арни встречать аттракционы. Не выспался.
– И как они выглядят?
– Аттракционы? Вроде обыкновенно. Все то же старое рухло.
Мистер Лэмсон кивает, как будто и впрямь знает, о чем я. Возвращается за кассу, с треньканьем отпирает ящик и приносит мне хрустящую пятерку:
– Пригодится.
– То есть? – не понимаю я.
– Арни, карусели. Этого хватит, чтобы пару раз прокатиться, верно?
– Конечно, сэр. На целую пачку билетов хватит.
– Вот и славно. – Мистер Лэмсон уходит.
Ради Арни он готов на все. Убираю пятерку в задний карман и мету дальше.
Приближаюсь к концу прохода номер четыре: набираю скорость – и вдруг вижу две ступни в женских туфлях. Над туфлями клубится пыль. Поднимаю взгляд: передо мной стоит миссис Бетти Карвер, одетая как училка воскресной школы. Чихает.
– Гилберт.
– Здрасьте, – говорю.
– Пожелай мне здоровья.
– То есть?
– Когда при тебе кто-нибудь чихает, полагается говорить «будьте здоровы».
– А. Будьте здоровы.
– Не могу дотянуться до овсянки «Квакер». Достанешь?
– Да, мэм.
Слыша в свой адрес «мэм», она улыбается. Замечаю, что у меня под ногтями чернозем. Пытаюсь спрятать руки.
Овсянка «Квакер» стоит у нас на верхней полке в проходе номер три: мне хватает росту, чтобы дотянуться. Вручаю покупательнице коробку. Из-за угла появляется мистер Лэмсон и говорит:
– Вижу, Гилберт уже достал. Вот и славно.
И тут миссис Бетти Карвер как прорвало:
– Гилберт – хороший работник?
– Конечно. Лучшего у меня не бывало.
– Надежный, как я понимаю? Ответственный?
– Да. Очень.
Шагает за мистером Лэмсоном к расчетному узлу.
– В таком случае я, видимо, чего-то не понимаю. Почему, как по-вашему, он просрочил выплату страховых взносов? За свой пикап. Как вы считаете, почему?
Миссис Бетти Карвер – жена Кена Карвера, который владеет единственным уцелевшим в Эндоре страховым агентством.
– Боюсь, об этом придется спросить Гилберта.
Она поворачивается ко мне.
– Простите, – говорю. – Я сегодня все улажу.
– Обязательно, – говорит мистер Лэмсон. – Вообще-то, Гилберт, лучше тебе прямо сейчас сбегать и утрясти это недоразумение.