Они молча смотрят на него. Даже Лашар кажется ошеломленной. Нэссун же видела, как Шаффа убивает. Он отказался от себя того, кем был, но все равно остался мастером ужаса. Если он считает нужным поделиться секретами своего мастерства с ними, им повезло. Она надеется, что они это оценят.
Он продолжает.
– Когда убийство совершено, дайте присутствующим понять, что действовали так только ради самообороны. Затем предложите службу вместо убитого или защиту для остальных от опасности – но они поймут, что это ультиматум. Они должны будут принять вас в общину. – Он замолкает, затем устремляет свой льдистый взгляд на Дешанти. – Если они откажут, что вы сделаете?
Она сглатывает.
– У… убьем их всех.
Он снова улыбается – впервые с тех пор как они покинули Джекити – и охватывает рукой ее затылок в горячем одобрении.
Сачок коротко ахает, от шока перестав плакать. Эгин и Инеген держатся друг за друга, и на их пустых лицах лишь отчаяние. Лашар стискивает челюсти, ноздри ее трепещут. Она готова принять слова Шаффы близко к сердцу. Насколько видит Нэссун, Дешанти тоже… но это убьет что-то в Дешанти.
Шаффа это понимает. Когда он встает поцеловать Дешанти в лоб, в этом жесте столько печали, что у Нэссун снова ноет сердце.
– «Все меняется Зимой», – говорит он. – Живите. Я хочу, чтобы вы жили.
Из глаза Дешанти скатывается слеза прежде, чем она успевает ее сморгнуть. Она громко сглатывает. Но затем она кивает и отходит от него к остальным. Теперь между ними пропасть – по одну сторону Шаффа и Нэссун, по другую – дети Найденной Луны. Пути разошлись. Шаффа не показывает беспокойства, а должен бы – Нэссун замечает, что серебро ожило и пульсирует в нем, протестуя против его выбора позволить этим детям уйти восвояси. Но он не показывает боли. Когда он делает то, что считает правильным, боль лишь усиливает его. Он встает.
– И если вдруг вы увидите настоящие признаки ослабления Зимы… бегите. Рассейтесь и слейтесь с окружающим как сможете. Стражи не умерли, маленькие мои. Они вернутся. Как только разойдутся слухи о том, что вы сделали, они придут за вами.
Он имеет в виду обычных Стражей, понимает Нэссун, – не тех, что «осквернены», каким был он сам. Таких Стражей не было видно с начала Зимы, или, по крайней мере, Нэссун не слышала, чтобы хоть один присоединился к какой-нибудь общине, и их не было видно на дорогах. Вернутся предполагает, что все они ушли куда-то в особое место. Куда? Туда, куда Шаффа и прочие оскверненные не пойдут или не могут пойти.
Но значение имеет то, что этот Страж, пусть и оскверненный, помогает им. Нэссун ощущает внезапный прилив необъяснимой надежды. Конечно, совет Шаффы поможет им выжить каким-то образом. Она сглатывает и добавляет:
– Все вы действительно хорошие орогены. Может, община, которую вы изберете… может, они…
Голос ее обрывается, она не уверена в том, что хочет сказать. Может, они полюбят вас, думает она, но это кажется глупым. Или может, вы окажетесь им полезными, но это обычно работает не так. Общины обычно нанимают эпицентровских орогенов только на короткое время или, так ей рассказывал Шаффа, чтобы сделать необходимую работу и уйти. Даже общины рядом с горячими точками и зонами разлома не хотели держать у себя орогенов постоянно, как бы они в них ни нуждались.
Прежде чем Нэссун находит слова, Вудех зло смотрит на нее.
– Заткнись.
Нэссун моргает.
– Что?
Тихоня шипит на Вудеха, пытается заставить его замолчать, но он не обращает на него внимания.
– Заткнись, ржавь. Я ненавижу тебя. Нида пела мне. – Затем, без предупреждения, он разражается рыданиями. Тихоня растеряна, но остальные окружают его, шепчут утешения и гладят по спине. Лашар смотрит на это, затем бросает на Нэссун последний укоризненный взгляд, прежде чем обратиться к Шаффе.
– Что же, мы пойдем. Спасибо, Страж, за… за то, что стоит благодарности. – Она поворачивается и ведет всех прочь. Дешанти идет рядом с ней, повесив голову, не оглядываясь. Инеген несколько мгновений стоит между двумя группами, затем смотрит на Нэссун и шепчет:
– Извини. – Затем уходит и она, торопясь догнать остальных.
Как только дети полностью исчезают из виду, Шаффа кладет руку на плечо Нэссун и уводит ее к имперской дороге. Через несколько миль молчания она говорит:
– Ты до сих пор считаешь, что лучше было бы убить их?
– Да. – Он смотрит на нее. – И ты знаешь это не хуже меня.
Нэссун стискивает челюсти.
– Знаю. – Еще больше причин остановить это. Остановить все.
– У тебя на уме есть какая-то цель, – говорит Шаффа. Это не вопрос.
– Да. Я… Шаффа, я должна пойти на другую сторону мира. – Это звучит как я должна дойти до звезд, но поскольку это не так далеко от того, что она действительно должна сделать, она решает не стесняться этого мелкого абсурда. К ее удивлению, он наклоняет голову вместо того, чтобы рассмеяться.
– В Сердечник?
– Что?
– Город по ту сторону света. Туда?
Она сглатывает, закусывает губу.
– Я не знаю. Я просто знаю, что то, что мне нужно… – У нее нет для этого слов, и вместо этого она изображает это, складывая ладони и шевеля пальцами, посылая воображаемые волны навстречу друг другу, чтобы они сталкивались и смешивались. – Обелиски… их тянет к этому месту. Они для этого сделаны. Если я туда пойду, я думаю, что я сумею, ну, вытянуть? Я не могу сделать этого больше нигде, поскольку… – Она не может объяснить. Линии силы, линии видимости, математические комбинации; все нужное ей знание у нее в голове, но языком она не может его передать. Кое-что из этого дар сапфира, что-то – приложение теорий, которые ей объясняла мать, а что-то – результат сочетания теории с наблюдениями и инстинктом. – Я не знаю, который город там правильный. Если я подойду ближе и немного похожу вокруг, может, я смогу…
– Сердечник – единственное, что есть по ту сторону света, малышка.
– Это… что?
Шаффа резко останавливается, сбрасывая рюкзак. Нэссун тоже расценила это как сигнал к привалу. Они как раз на подветренной стороне холма, который представляет собой выход старой лавы из древнего вулкана под Джекити. Вся окрестность в природных террасах из выветренного и вымытого водой обсидиана, хотя скала всего в нескольких дюймах ниже слишком тверда для сельскохозяйственных посадок или даже для леса. Некоторые упорные деревья с неглубокими корнями качаются на пустых террасах с коростой пепла, но большинство погибли от пеплопада. Нэссун и Шаффа смогут заметить потенциальную опасность издалека.
Пока Нэссун достает еду, Шаффа рисует что-то пальцем на нанесенном ветром пепле. Нэссун тянет шею и видит, что он рисует на земле два круга. На одном он грубо изображает Спокойствие, знакомое Нэссун по урокам географии еще в яслях, – только на сей раз он рисует Спокойствие в двух частях, с линией раздела по экватору. Разлом, да. Он стал границей более непреодолимой, чем даже тысячи миль океана.
Другой круг, однако, который, как теперь понимает Нэссун, является изображением мира, он оставляет пустым, за исключением одной точки прямо над экватором и чуть к востоку от нулевого меридиана. Он не размещает под ней ни острова, ни материка. Просто точка.
– Когда-то на этом пустом лике мира было много городов, – объясняет Шаффа. – Некоторые цивилизации в течение тысячелетий строили города на море или под водой. Но ни один из них не просуществовал долго. Остался только Сердечник.
Это в буквальном смысле по ту сторону света.
– Как мы можем туда попасть?
– Если… – Он замолкает. У Нэссун сводит нутро, когда по его лицу проходит то самое размытое выражение. На сей раз он морщится и закрывает глаза, словно попытка оценить свою старую личность добавляет ему боли.
– Ты не помнишь?
Он вздыхает.
– Я помню, что помнил.
Нэссун понимает, что ей следовало такого ожидать. Она прикусывает губу.