Очень большой кусок хлеба с прилипшим к нему куском жареного мяса непринужденно соседствовал с оружием. Тут же стоял гигантский кубок, наполовину наполненный местным красным вином. И треснувший рожок для пороха, пустой.
-Садись, - сказал Ремедий своему гостю.
Водрузил свечку в канделябр, где стояли еще четыре, запалил их тоже. Поискал в полутьме, чем-то грохнул. Булькнула жидкость, как в алхимическом тигеле. Наконец, перед Бальтазаром был поставлен второй кубок, с таким же красным вином.
Бальтазар отпил и по-дурацки сдавленно хихикнул.
Как вчера расстались, черт побери. Как будто не лежит между ними Раменсбург и все, что там случилось.
-Черт побери, Ремедий, - начал Фихтеле и тут же прикусил язык. Ничего умнее не придумал, как поминать нечистого в присутствии инквизитора.
Ремедий сунул в рот остатки мяса, приложился к вину и, все еще жуя, потянулся к своей аркебузе.
-Не знал, что ты еще и механикус, - заметил Бальтазар еще более неуклюже.
Ремедий не ответил, возился с замком.
Чувствуя себя дураком, Фихтеле усерднее налег на вино.
-Зачем пришел? - спросил вдруг Ремедий.
Бальтазар поперхнулся.
-Так, повидаться, - выдавил он наконец.
-А раньше почему не приходил? Там, в Раменсбурге?
Глаз не поднимает от своей работы, спрашивает как бы между делом. Аккуратно, точно двигаются грубые руки Ремедия, крестьянина и солдата. Монашеская одежда на нем выглядит сущим недоразумением.
-Все не мог поверить, Ремедий, что это ты, - выпалил Бальтазар.
-Мог бы спросить, - спокойно сказал Ремедий.
Бальтазар промычал что-то невнятное. Свечки трещали в тишине. Хорошенькая встреча двух бывших ландскнехтов, товарищей по оружию. Одному на все насрать, другого разбирает желание удрать куда глаза глядят.
-Проклятье, Ремедий, я боюсь тебя, - сказал Фихтеле, подавленный.
Ремедий оперся подбородком о ладонь, уставился на него.
Если бы Фихтеле, когда молол языком у солдатского костра, почаще взглядывал в сторону Гааза, он узнал бы этот взгляд - простодушный и испытующий. Как всякий крестьянин, Ремедий не доверял никому. И, как всякий крестьянин, все равно попадался на удочку.
Но в те дни Фихтеле мало обращал внимания на Ремедия. Ему интересно было в компании Шалька, который и заразил бывшего хайдельбергского студента тем, что Эгберт называл «пороховой горячкой».
-Помнишь ту женщину, Рехильду Миллер? - неожиданно спросил Бальтазар.
Ремедий кивнул.
-Красивая, - сказал он просто.
Бальтазар покусал губы.
-Она, эта женщина… Хильда… была моей любовницей, - сказал Бальтазар. - Ну, недолго, но все же…
-Мы знаем, - сказал Ремедий.
Бальтазар опешил.
-Почему тогда вы не арестовали меня?
-Не было смысла.
-Никогда не понимал нашего капеллана, - сказал Фихтеле и покачал головой.
Ремедий пожал плечами.
-А кто тебя просит понимать его?
-Я видел, как Рехильда изгоняет болезни, - сказал Бальтазар. - Вы за это убили ее?
-Дар целительства - дар власти над людьми, - сказал Ремедий Гааз, явно повторяя не свои слова.