Народу на набережной было много. Уже появилась публика, одетая по-вечернему, кто-то куда-то уже собрался провести вечер, а наша пара ничего этого не замечала. Вера вспомнила своего мужа Виктора, занятого своими делами и отпустившего ее отдохнуть со своими друзьями. Жили они уже десять лет вместе, детей у них не было, и сейчас Вера для себя сказала, что любит Виктора, но не понимала, почему идет с Федором и что-то от него ждет. “Да, люблю, но он… Он-то меня не любит. Я это знаю и почему-то живу с ним, не ухожу”. Ей вспомнилась ее устроенная по первому разряду жизнь в шикарной, обставленной супермебелью квартире, эти зеркала в золоченых рамах, эти загородные поездки к друзьям и непременно совместные купания в бассейне после изрядного подпития, эти его случайные, ничего не значащие измены прямо тут и каждый раз. Она знала, что она не живет с Виктором как с мужчиной, а только как с мужем, чисто внешне. На самом деле она его не любила и это чувствовала сейчас, когда рядом был настоящий, сильный мужчина, как ей казалось.
Федор предложил зайти к нему, а потом куда-нибудь поехать на ночь в горы, куда глаза глядят. Она безропотно согласилась и уже ждала, когда они окажутся вместе. Она хотела всего, так, как у нее не было ни с кем, никогда. Она надеялась.
Они поднялись по скрипучей лестнице. Хозяйки не было дома, и они не были замечены. Дверь открылась с трудом, и Федор сразу запер ее изнутри, и все фантазии Веры, которые она себе представляла, когда с ней случится какая-нибудь история, были удовлетворены, и самым для нее неожиданным образом.
Она не была профи в этих делах, но много читала и, конечно, мечтала, что с ней это однажды случится. Самое неожиданное для нее было, как бесконечно долго Федор ее готовил к тому, о чем она еще не знала. Он играл ею и, доводя до исступления, оставлял и снова начинал игру, и в один прекрасный момент, когда она меньше всего ожидала, когда в исступлении умоляла его взять ее, он стремительно внедрился в нее так глубоко, что она стала от счастья, ею испытываемого, биться, как пойманная птица в силках, которые равномерно и методично угадали ритм, и в этом ритме повторяющихся движений, сопровождающихся ласками, она впала в состояние почти полного отсутствия сознания. Ее не было здесь. Она куда-то летела в состоянии неземного блаженства, ничего не ощущая, кроме страха, что это может прекратиться, и она старалась продлить это состояние, насколько это было в силах ее воображению.
Когда они вышли на улицу, было непонятно, что им сейчас делать: сразу же возвращаться обратно или ехать куда глаза глядят, подальше от людей, от всех. И они решили убежать от своей компании.
Вера заскочила к себе в номер. Переоделась. Взяла в сумку самое необходимое и, когда отдавала внизу ключ от номера, сказала, что уезжает дня на три. Ей не задавали никаких вопросов, ее номер был оплачен вперед.
Федор зашел к себе. Сообщил, что уезжает на два-три дня, чтобы не беспокоились. Милая Дариджан с интересом на него посмотрела и успела только сказать, что будет его ждать.
Решено было снять где-нибудь в горах хижину и там пожить, пока есть время. Взяли машину, погрузили в нее свои сумки и, обнявшись, устроились на заднем сиденье. Шофер оказался немногословным, и это было очень кстати.
Было раннее утро. Горные пейзажи мелькали у них перед глазами. Машина одолевала крутые повороты, и дух захватывало от глубоких и сумрачных пропастей, мимо которых они проезжали. И вот из-за гор появилось ярко-оранжевое солнце, оно быстро поднималось над горизонтом, и через некоторое время утренняя прохлада сменилась жарой. Шофер знал здесь все заповедные места. Он вез их в маленький лесной домик своего знакомого, который уехал на заработки.
Добрались быстро, и действительно место было дикое и очень живописное. Не всякий отважится поселиться среди гор просто так, без всякой охраны. Ни Вера, ни Федор не думали ни о чем. Жизнь их здесь остановилась, и они были друг другом полны настолько, что никакие предосторожности не могли им прийти в голову.
В доме было все самое необходимое – вода, вино, хлеб. Что еще нужно двум влюбленным в жизнь, в любовь, друг в друга? Два дня пролетели как одно мгновение.
Наступил третий день. Нужно было возвращаться. Но куда? Неужели опять на этот пляж, к друзьям, опять эти шутки? И Вера приняла неожиданное для себя решение. Когда Федор был на кухне и готовил салат, она подошла к нему сзади и, обняв, сказала: “Давай поженимся и уедем. Навсегда, вместе куда-нибудь”. Федор стоял и не оборачивался, он понимал, что значили ее слова. Все ломать и начинать заново. Минуту-вторую он молчал. Потом повернулся к ней, обнял ее, поцеловал и сказал:
– Пора собираться, скоро будет машина.
Вера ждала от него других слов, она как будто обмякла внутри, когда услышала его ровный, спокойный голос.
Пришла машина. Им нечего было собирать. Две сумки – вот все их имущество. Деньги хозяину дома оставили на столе. Вот и все.
Обратная дорога была похожа на расставание. Так оно и было – они прощались со своей любовью, которая будет воспоминанием в их раздельной жизни. А почему все не сломать, не быть вместе, навсегда, неважно где? Что мешает двум полюбившим друг друга людям быть вместе?
Действительность суровее, чем нам иногда кажется. Почему-то Федор вспомнил вопрос Веры при знакомстве: “А вы читали Ерофеева „Мужчины”?” – и помнил свой ответ: “Господи, какой Ерофеев. Последний раз я держал книгу месяца три назад, да и то не помню, как она называлась”. Это он ответил Вере тогда, но не вслух, а про себя. И много чего такого он не смог бы Вере рассказать. Он таким, каким он был на самом деле, ей не нужен – так Федор решил про себя, но Вера этого никогда не узнает. Он сразу же уедет, как только они выйдут из машины, уедет к себе, к своей жизни и никогда не забудет эту прекрасную, образованную, несчастную женщину. Он мужик. Он так решил, так и сделал.
3.
Возвращались как-то невесело, говорить, казалось, было не о чем. А почему? Все было вроде бы хорошо, но в поведении Веры было для Федора что-то ему неприятное, он почувствовал ее зависимость, и серьезную, от него, и это его отталкивало. Вера потеряла уверенность, которая так понравилась в ней Федору, и все, что составляло ее прелесть, куда-то ушло, и он оказался наедине с естественностью женщины, которую не любил.
Так обычно случается с мужчиной, когда сближение происходит слишком быстро. И так же быстро эта близость становится ему ненужной, после того, как спадает очарование и прекращается игра – он оказывается в тягостной пустоте наедине с женщиной, не вызывающей ни жалости, ни нежности, ни интереса. От этого мужчина становится дерзким, порывистым, желающим отвернуться в сторону от ищущего взгляда, жадно на него устремленного; и в этом он весь – свободный, независимый, принадлежащий только себе, своим мыслям, своей жизни.
Как больно сжимается сердце полюбившей женщины, когда она себе не признается, что не нужна, не любима, не интересна, ей всегда непонятно, как может мужчина после “всего”, что произошло, сразу отвернуться от нее и всем своим видом демонстрировать свою независимость от не коснувшихся его души вещей. Женщина страдать начинает сразу, когда влюбляется в те ощущения, которые пробудил конкретный мужчина, а он независим, он не страдает, он просто продолжает жить свою жизнь, не допуская в нее только что ему принадлежавшую телом и душой женщину.
Любовь – трагедия, повторяющаяся всякий раз одинаково, но не каждый признается себе в трагичности своих отношений с партнером. Вера страдала, она понимала, что они расстаются навсегда, и его молчание в ответ на ее дерзкий вопрос было тому подтверждением. Сама дерзость предложения “пожениться” была следствием предощущения разлуки Навсегда, а ведь это Навсегда могло означать счастливую жизнь с человеком, которого она полюбила, но теперь это Навсегда она чувствовала в себе как окончательный приговор ей, почти к смерти, и любви, с которой нужно будет еще долго бороться, и, возможно, это Навсегда будет ее судьбой женщины одинокой, страдающей, и выход есть, сейчас и сразу все разом кончить, но как… Она понимала, что расстаться с жизнью можно, но не знала, что это гораздо труднее, чем остаться жить.