– Только и ее толком не углядеть. Слишком быстро летит.
Так человек смотрит на снег – и хотел бы, да не видит. Так снег смотрит на человека – не знает о нем, потому и не видит.
Так – рассеянно и любяще – на человечество смотрит Бог.
Покой и печаль сходили от этих слов на Марию и Марту. Так, омрачась, смотрели в окно. Молчали.
Потом Марта сказала:
– Благословен, должно быть, тот, на ком задержался его взгляд, пусть на миг.
Мария повернулась, встретилась с ней глазами.
– Ах, нет. Знала бы ты, как это страшно.
Прошло время, сели пить чай, задернув занавески. Говорили о том, о другом, а думали об одном: Белза лежит мертвый.
– Как ты думаешь, она отвезла его, наконец, в морг?
Марта пожала плечами.
– Откуда мне знать.
– Что же, он так и лежит в ее постели?
– Я не знаю, Маш. Может, так и лежит.
С силой Мария повторила, уточняя безжалостно:
– В вонючей асенефиной постели.
Встала, взялась за телефон. И прежде, чем разумная Марта успела ее остановить, набрала номер.
– Аснейт? Привет, это Мария. Слушай, египтянка, а прах-то где?
– Не доберешься, сука.
Наконец-то обе перестали притворяться. И так легко им стало.
– У тебя, что ли?
– Да.
– И что, еще не протух?
И самой страшно стало, когда такое вымолвили бесстыжие уста. А Асенефа и бровью не повела.
– Не протух.
– Нетлен лежит?
– Нетлен.
И трубку бросила.
Ах ты, сучка, и попка у тебя с кулачок, шершавая, вся в прыщах от сидения на конторских стульях.
Асенефа повернулась к мертвецу. А ведь и правда, подумалось ей, Белза лежит в постели вот уже четвертый день. Лежит как живой, и даже не пахнет от него. Будто спит. Даже муха – вон, под потолком бьется – и та на него не садится. Только окоченел Белза, а так – нетлен.
Вздохнула Асенефа и вновь за тяжкий труд взялась – молиться.
– …И остави нам грехи наши… «Наши»… Что, чужие грехи тоже замаливать? Нет уж, Господи, некогда мне за других колени протирать. Извини. Одних только моих наберется на целую книгу, потолще телефонного справочника «Желтые страницы».
Вот, к примеру. Я ненавижу любовниц моего мужа. Ненавижу. А за что? Мне-то лично что они сделали? Белза был таков, сам знаешь, Господи, его на всех хватало. Ах, тяжкий это грех – ненависть. Ведь ребенка тоже из-за этого извела. Не хотела, чтобы его бесстыжие зеленые зенки пялились на меня с невинного детского личика. Не хотела второго Белзы. А ты, Господи, любить велел.
Смирение, сказано, страшная сила. И любовь – страшная сила. Она человека в бараний рог гнет, ты только сумей возлюбить его как следует.
Хорошо же, возлюблю! Я так вас возлюблю, суки, что передохнете у меня!..
– А ведь Актерке-то мы не позвонили, – спохватилась Марта. Вскочила, всегда готовая к действию.
– Актерка? – Мария сморщила носик. – С ней он и пробыл-то дня три, не больше, Она уж и забыла его поди.