Мне самому было любопытно посмотреть, как действует эта штука.
– Голубчик, – сказал санитар, быстро вписывая что-то неразборчивое на листок, – на этом приборе никого не обследуют. А жалобы… это только у стариков, так их не порют. Или если кто кровью харкает. Так этих не сюда пороть водят…
Мурзик насторожился. Санитар шлепнул на справку печать и вручил мне. Я тут же размазал свежие чернила и заполучил фиолетовое пятно на палец.
– Идем, что стоишь, – сказал я Мурзику, подталкивая того к выходу.
Санитар протянул руку и надавил на кнопку, вмонтированную в стол. Над дверью загорелась лампочка с надписью «входите».
Мы с Мурзиком вышли в коридор, прошли, следуя указанию любезной старухи в регистратуре, направо и оказались перед большой белой дверью с надписью «Государственный Экзекутарий. Порольня-автомат. Вход строго по приглашению.» Перед дверью никого не было.
– Сюда, – сказал я.
Мы толкнули дверь и оказались в большом зале, похожем на физкультурный. Пахло здесь, как в зверинце. По всему залу стояли длинные кушетки, над которыми имелись откидные крышки, по форме напоминающие гробы. Сбоку от кушетки имелась небольшая приборная доска.
К нам подошла, переваливаясь, толстая женщина в голубом халате – оператор.
– Давайте, – не глядя на нас, сказала она.
Я вложил в ее сарделькообразные пальцы бумажку, выписанную санитаром. Она мельком глянула на нее, потом повернула вверх ногами и еще раз глянула. Затем перевела взгляд на Мурзика.
– Этот? – на всякий случай спросила она.
Я покраснел и прогневался.
– Арргх!.. – заклокотало у меня в горле. Но женщину-оператора, в отличие от госпожи Алкуины, это не тронуло.
– Мало ли, – невозмутимо ответствовала она. – С этой модой не угонишься, кто во что одет да какую морду наел… А то бывает, что раб в офисе работает, а господин на мотоцикле гоняет, вот и разбирайся, кто кого пороть привел. Был такой случай… Перепутали…
Она еще раз посмотрела в справку и велела Мурзику раздеваться. Мурзик избавился от свитера, принялся копаться в застежке на джинсах. Женщина-оператор уже шла к кушетке.
– Сюда ложись! – крикнула она, шевеля откинутый гроб.
Сверкнув голой задницей, Мурзик неловко пошел к кушетке.
– Рубаху сними, – сказала она укоризненно. – Что ты как чурка безмозглый. Первый раз, что ли…
Мурзик снял рубашку и майку и остался совершенно голый. Ежась, улегся на кушетку. Хрустнул полиэтилен.
– Во, – одобрительно сказала ему оператор. И мне: – Рот заклеивать будем, чтоб не орал? Четверть быка за клейкую ленту.
– Не надо, – сказал я. – Он и так орать не будет, верно, Мурзик?
Мурзик не отозвался.
– Розги у нас одноразовые, – поясняла между тем женщина-оператор, вытаскивая из ведра, пахнущего медицинской дрянью, четыре березовых прута. – Так что заразы не опасайтесь. А постоянные клиенты со своими ходят. Кстати, имейте в виду. Вам какой материал? Можно и синтетикой, но большинство предпочитает березу. Ближе к природе. Естественное – оно всегда лучше.
Она взмахнула прутами, пробуя их и стряхивая с них капли той дряни, в которой они были замочены.