Жеан трясся так, что едва с чурбачка не падал.
– Продайте, – повторил Бертран.
– Обещайте мне, – многозначительно произнесла графиня Мария, – обещайте мне кое-что.
– Разумеется!
– Я отдам его вам без всякой уплаты, если вы сочините изящную сирвенту о жемчужной слезке.
– Разумеется!
– И никаких там Жеанов, никаких скотниц. Чтобы это был рыцарь… или паж, но непременно благородного рода…
– Как пожелаете.
Жеан на чурбачке пошатнулся и, чтоб не задохнуться, обеими руками в веревку вцепился.
– И не смейте больше думать о графе Риго.
– В вашем присутствии, домна Мария, я могу думать только о вас.
– Гадкий. Вы думаете сейчас об этом мужлане.
– Вовсе нет. Я думаю о жемчуге.
– Вот видите!
Бертран поцеловал розовое ушко и рявкнул, отвернувшись, чтобы домна Мария не оглохла:
– Отпустите его!
Кавалеры удивились. Повар, лениво ковылявший от кухни к старому дубу, замер на месте.
Бертран легким шагом подошел к Жеану и повернулся к собравшимся.
– Домна Мария подарила этого мужлана мне, – заявил он.
Оливье де ла Тур, который в стороне сидел и вино себе из кувшина наливал, голову повернул и, на вассала своего буйного глядя, поморщился.
Бертран, конечно, видел, как Оливье де ла Тур морщится, но совершенно не смутился.
– Этот Жеан теперь мой и я сделаю с ним все, что захочу, – продолжал он. – А я хочу его простить и… О Боже!
Жеан наконец высвободился из петли и едва не рухнул в объятия Бертрана. Это было последнее, чего Бертрану хотелось, особенно если учесть, что Жеан был выпачкан в саже, а в штанах у него противно хлюпало.
Отпихнув Жеана и брезгливо отерев руки о ствол дуба, Бертран криво улыбнулся.
– Сирвента, эн Бертран! Мы ждем! – крикнула домна Мария.
Оставленный всеми, Жеан потихоньку убрался на кухню. Бертран же подсел к сеньору Оливье и взял вина из того же кувшина.
Старый крестоносец все искоса на Бертрана поглядывал. Оливье де ла Тур, давний друг покойного отца, знал обоих братьев из Борна с детства. Бертрана он крестил.
– Ах, Бертран, – вырвалось у Оливье, – почему не вы женаты на Агнес!
– Так ведь я уже имел жену, когда домна Агнес… – начал Бертран, ошеломленный.
– Вы могли попросить ее руки заранее, когда она была еще малюткой, – сказал Оливье.
Бертран покачал головой.
– Мне это даже на ум не пришло, – сознался он.
Оливье накрыл его ладонь своей.
– Я уезжаю в Святую Землю, – сказал он.
– Когда?
– Следующей весной, если все будет хорошо.
Бертран промолчал. Оливье стиснул его пальцы и проговорил совсем тихо:
– Послушайте меня, Бертран де Борн. Я знаю, какие у вас отношения с вашим братом Константином.
Бертран молчал.