Мысленно Ги отметил про себя, что такие платья давно уже не носят, - должно быть, это правило того странного мира, где от рыцаря ждут молчания и повиновения.
И он молчал, готовый повиноваться.
-Что же вы стоите? - тихо спросила женщина.
Не отвечая, он преклонил колено.
Она смотрела на него с непонятной улыбкой. Несколько раз она вздыхала так, словно пыталась заговорить, но не решалась, а после спросила совсем не то, что хотела:
-Как ваше имя, мой сеньор?
-Меня зовут Ги де Лузиньян, моя госпожа, - ответил он.
Она тряхнула рукавами, и на склоненную голову Ги обильным дождем посыпались бледно-лиловые, белые и розоватые лепестки. Он только моргал, пытаясь сообразить, как ему быть дальше, а женщина с серьезным видом наблюдала за ним, точно совершала нечто значительное.
Вместе с лепестками пришла музыка. Она звучала откуда-то, как показалось Ги, из-за монастырской ограды: еле слышный звук виолы, голос одинокий, плачущий, почти человеческий.
Ги встал, закрыл глаза и протянул руки. Его пальцы коснулись женской щеки, а затем схватили пустоту. Женщина чуть качнулась назад. Он торопливо открыл глаза. Нет, она не исчезла - стояла рядом, и теперь в углах ее рта показались ямочки.
Музыка в саду стала громче. К ней присоединился внезапный птичий хор, как будто где-то разом открыли несколько клеток. Ги очень удивился бы, узнав, что так оно и случилось: его брат, коварный Эмерик, заранее купил десяток и поручил своим людям в урочный миг распахнуть дверцы. Птичье ликование пронеслось по саду летучей стайкой, а затем скрылось в мертвой долине - там, где когда-нибудь свершится Страшный Суд.
Женщина сказала:
-Вам нравится мое платье, мой сеньор?
-Очень, - не задумываясь ответил Ги.
-Оно принадлежало моей бабке, - похвалилась она.
-У вас была красивая бабка, моя госпожа, - сказал Ги, уже не заботясь о том, что он говорит. Птицы подали ему наилучший пример, которому он решил последовать.
Женщина улыбнулась еще раз, ямки в углах ее рта сделались глубже и мягче.
-Идемте, - пригласила она, протягивая ему руку, - я покажу вам гробницу Девы Марии.
-Еще одна пустая гробница, - сказал он.
Она остановилась, строго посмотрела на него.
-Что вы хотите сказать, мой сеньор?
-Только то, что в гробнице Девы Марии нет мертвого тела… - Он обвел рукой деревья и улетевших птиц, как будто пытаясь догнать их повелительным жестом. - Она - везде, но не в гробу.
Маленькая рука, ничем не покрытая, скользнула в его ладонь. Прикосновение было почти невесомым. Сквозь мозоли, оставленные рукоятью меча и удилами, Ги еле ощущал шелк женской кожи. Но от нее исходило тепло - как от этого сада, от этого воздуха и нагретых солнцем камней.
Плоские каменные ступени уводили от двери храма в склеп, в глубину, внутрь скалы. На одной из колонн в свете, изливаемом связкой серебряных лампад, Ги увидел образ Богоматери - написанный так, как это делают византийцы, со скорбным ртом и вопрошающими очами.
-Здесь много святынь из Константинополя, - сказала женщина, чутко улавливавшая всякое движение своего спутника. - Это изысканно и глубоко затрагивает верующее сердце.
Он безмолвно согласился. Склеп начал давить на него. Ему захотелось вернуться в душистое тепло сада, к премудрым деревьям, которые - если прижаться к ним щекой и душой - могут нашептать о том, как они видели, но не смогли утешить Христа.