– Где ты была?
Лиса взглянула на меня удивленно.
– Нет, ты не подумай… Я не допрашиваю, не хочешь – не говори.
Она вернулась к журналу.
Я налил воды в чайник, чиркнул спичкой, запалил газ, открыл банку с заваркой, сполоснул водой чайник поменьше и оперся о стол в ожидании закипания.
– Хорошо, что ты вернулась, – сказал я неожиданно для себя.
Она улыбнулась, отложила журнал и, склонив голову на бок, посмотрела на меня умными своими глазами.
– Как твои дела?
– Нормально! – Я тряхнул головой в значении «как же еще может быть?»
Она продолжала вглядываться в меня…
– Сегодня ты выглядишь другим.
– Каким другим?
– Ты хмуришь лоб, например. Что случилось?
– Нет. Всё как обычно. Нормально.
Чайник закипел, я взял две ложки чая, положил их в заварник и залил кипятком.
– Тебя не было целую неделю, и мне показалось, что тебя не существует, что я тебя выдумал.
– Ах, вот как? – сказала она. – Это странно, не помню, чтобы я куда-то ходила. Вчера легла, проснулась сегодня. Мне даже не снилось ничего.
– М-м-м.
Наполнив чашки чаем, я принялся делать бутерброды.
– А я каждую ночь бегал от того очкарика лысого.
– Он приходил?
– Нет. Это было во сне.
Лиса поставила чашку на стол.
– Он сильно напугал тебя.
Я почувствовал, как краснеют мои щеки.
– Да в том-то и дело, что совсем, понимаешь… я совсем тогда не испугался. Я сам даже удивился этому. Вот вроде невесть откуда у тебя дома появился черт знает кто, глаза у него горят, рука как из резины, а мне – хоть бы что! Совсем не испугался.
– Но сны ты видишь страшные теперь. Значит – испугался.
– Разве можно испугаться и не понять, что испугался?
– Можно. А бутерброды вкусные у тебя, ты сам тоже поешь.
Я улыбнулся.
– Спасибо за заботу.
– Тебе спасибо, ты же приготовил завтрак, – она рассмеялась.
– Это пустяки.
Она пожала плечами, в значении: «Неважно, что пустяки, все равно спасибо».
Я жевал бутерброд и продолжал разговор.
– И кто же он, этот Же? Даже имя у него зловещее.
Лиса не спешила с ответом. Неспешно закончила завтрак, и вдруг распахнула глазища, и воскликнула весело:
– А давай ты поедешь со мной?! Мы поедем вместе?! Тогда ты сам сможешь познакомиться с Доктором Же. Увидишь, что он совсем не страшный. И всё тогда сразу пройдет. Мне кажется, это самое простое решение.
– М-м-м, может быть.
Я задумался.
Хотя это только так говорится, что задумался. Слово неверное. Я как будто застреваю, глядя в одну точку. Но «глядя в одну точку» – тоже неточное выражение. Мне говорили, что в такие моменты я гляжу как-то нараскосяк – каждый глаз в своем направлении.
«Но тебя ведь тревожит что-то еще, – ее фраза вернула меня в реальность, – что-то поважнее, чем страшные сны»
Я взглянул на нее и понял, что с ней я могу говорить откровенно:
– Понимаешь, время идет.
Оно уходит, а я делаю что-то такое малозначительное. Не то… Не того я хотел, мечтал. – Я толкнул кресло в подлокотники и пошел по комнате, резко жестикулируя. – Неделя за неделей я хожу на тупую работу и не знаю, как это изменить. Мне кажется, что так вот я и доживу до конца. И буду, как дядя Миша, резать трафареты, красить тренажеры и прочую хрень. Я как будто живу не свою жизнь. Меня не радует она. Я не знаю, как быть.
Лиса тоже поднялась из кресла, подошла к телевизору, взяла в руки книжку, заложенную салфеткой, прочла заголовок.
– «Туда и обратно». О чем это?
– Приключения, путешествие, гномы, сокровища – сказка.
Она вернула книгу на место.
– А о чем ты мечтал? Какое дело хотел делать?
– Сразу после продавца мороженного? – пошутил я.
– Расскажи.
– Сперва хотел стать космонавтом. Но это мы все так хотели. Потом хотел играть в кино, обязательно богатырей. Муромца, я понимал, мне не осилить из-за роста, но на Алешу Поповича я рассчитывал. Потом понял, как трудно даются мне выступления на людях. Очень волновался на сцене, даже в эпизодических ролях школьных постановок. И вдруг лет в десять я осознал, что умру. Я – умру! Понимаешь?! Что ничего после меня не останется! Что никто не будет знать даже, что я такой жил на свете! И тогда я решил стать художником. Обязательно великим. Ходил в студию, мне нравилось. Пошел туда следом за сестрой двоюродной. И как-то на одной нашей выставке она заняла первое место, я тоже диплом получил. И тогда у нее брали интервью для радио. Спросили, каким художником она хочет стать. Если бы мне задали такой вопрос, я наверняка бы сказал, что «великим», но она ответила, что хочет быть мультипликатором, снимать мультфильмы. И я тогда подумал, почему бы нет – это ведь здорово! Я тоже так хочу! У нас есть кинокамера, отец купил давно, все мое детство отснято на нее. Мое и братишки. Я целое лето потратил на съемку своих мультиков. Двигал машинки и щелкал по кадру. После проявки понял, что камеру надо в чем-то фиксировать. О существовании штативов я не подозревал, а тиски дома были. Тяжелые! Я зажимал камеру в тисках и снимал. Я занимался этим долго и с удовольствием – и я точно хотел это делать. Делать мультики!
Лиса очень внимательно слушала.
– А что это такое – «мультики»?
– Ты не видела мультиков?
– Может быть, и видела. Не знаю. Покажешь мне?
Я посмотрел на часы.
– Так, сегодня суббота. И время такое… В это время мультиков не показывают. Ой, совсем же вылетело из головы, кабельное же есть! Нам провели недавно, они там крутят видео с кассет с утра до утра, мультики тоже есть, целый канал. Сейчас покажу!
Включил телевизор. Экран еще разогревался, но звук уже пошел.
«Институт повышения квалификации гостелерадио СССР объявляет набор в школу студию мультипликации по специальности «художник анимационного фильма», подробности по телефону, номер на экране»
Успев дважды пробежать глазами по объявлению, я кинулся к шкафу. Повторяя и повторяя заветный номер, выдернул ящик, вытряхнул содержимое на ковер, отыскал огрызок карандаша и записал десяток цифр на форзаце той самой книги.
Обалдевший, я смотрел на Лису:
– Ты?! Ты это сделала?!
– Я?! Нет! Как я могла такое сделать?
Она улыбалась, наблюдая за мной, а я пытался понять, какие силы благодарить за этот подарок:
– Это не может быть простым совпадением, – шептал я.
– Может! – сказала она. – Это судьба дала тебе шанс – надо хватать!
Близилось время обеда.
Ничего аппетитного в холодильнике не нашлось, а готовить совсем не хотелось.
Мы пошли прогуляться. Поели в кафе, потом заглянули в парк. Парк с каруселями, мороженным и сладкой ватой. В детстве я обожал ходить в такие места.
«Лунапарк» – так он назывался, парк моего детства: американские горки, комнаты страха, кегельбаны… Его привезли из Чехословакии. Для меня и моих товарищей он был окном в иное пространство – окном в Европу, можно сказать.
Кегельбаны манили к себе особенно. На этих аттракционах за шестьдесят копеек можно было выиграть невиданное сокровище – вещь из другого мира: козырек на резинке, майку с надписью, пачку фломастеров. Но, не это самое главное. Луна-парк был единственным местом в городе, где была жвачка. Только одно место и только один вид – Педро.
Педро – самая классная жвачка в мире, можете мне поверить! Таких пузырей, как из Педро, нельзя надуть ни из какой другой жвачки. Мы даже не играли, не бросали шариков на удачу, просто покупали билеты, подходили к задней двери, и нам давали жвачку. Двадцати копеек вполне хватало на школьный обед, а шестьдесят – уже приличная сумма, родители могли и не дать. Но выручали приёмщики стеклотары (сдал три бутылки – шестьдесят копеек в кармане), или же можно было неделю не есть обедов и складывать двацарики «в кубышку», а в субботу после уроков раскусить две подушечки Педро, и, выжевав из них сахар и набрав побольше воздуха, надуть большой молочный шар, который, лопнув, облепит и нос и щёки, и, скатав Педру со счастливой рожи, снова отправить резинку в рот и надуть новый шар…
Вот он – вечный двигатель детского счастья. Для счастья не так много и надо.
Тогда в парке с Лисой я будто вернулся в детство, только денег теперь было побольше, а значит и больше возможностей. Мы перекатались на всех каруселях, съели по два рожка с мороженным, кока-кола пузырилась и щипала в носу. Напоследок прокатились на американских горках – вот уж где стоял визг! По дороге зашли на базар, дома соорудили ужин. И за ужином я спросил: