– Подумаешь, влюбился, влюбился и, как баба себя ведёшь, признаться боишься даже себе в этом!
– Не боюсь я, не боюсь!
Освободившись от цепких Женькиных рук, я поднялся с травы.
– Ничего я не боюсь! Просто у меня больше нет к тебе доверия!
– Ах, вот оно как!
– Да, ты предатель, подлец, кидаешь меня одного и… вообще, это моё дело – кого мне любить, а кого нет. Тебя это не касается. Понял?!
Женька растерянно посмотрел на меня.
– Прости, – пробормотал он. – Я, правда, подставил тебя. Я не хотел…
– Да, да, все вы не хотите, и все подставляете меня. А как плохо вам, так все сразу ко мне… Игру у Тольки Мишка спёр, вы соврали, что я, стучали в дверь к Костылевым все, вы наврали на меня. Достали вы меня все, не хочу больше с вами дружить! Не нужны мне такие друзья – подставлялы!
Женька молча смотрел на меня, сказать что-то против моих слов ему было нечего.
– Я пошёл домой, – небрежно проговорил я и направился в сторону своего дома.
Женька бросился меня догонять.
– Коля, Коля, извини. Коль, я согласен насчет игры. Но ведь Мишка потом признался.
– Потом, когда его родители уже обозвали меня «вором», «малолетним преступником», – безжалостно напомнил я Женьке.
– А с Костылевыми вообще недоразумение. Ты же сам помнишь.
– Недоразумение!?
Я шёл вперед, не оглядываясь.
– Ну да, недоразумение…
– Знаешь, что?!
Я остановился, внимательно посмотрел Женьке в глаза.
– Знаешь, мне кажется недоразумением другое.
– Что?
Женька растерянно посмотрел на меня.
– Наша дружба, вот что!
Женька уныло взглянул на меня, после чего крикнул, отчасти обманывая самого себя:
– Да и не надо мне твоей дружбы, нужна она мне больше. Катись к своей… новой подружке! Иди отсюда!
Я ничего ему не ответил.
3 глава
За гранью обычного мира
Только я зашёл домой, как тут же услышал мамин недовольный голос.
– Ты где бегаешь? Сколько тебя можно ждать!? Я уже устала греть борщ!? Три часа, а ты обещал придти домой к половине второго! Ну сотовый телефон есть, не в двадцатом веке живем! Ты что, за временем не следишь!?…
Когда мама на кого-то сердилась, она начинала говорить очень много.
Можно было смело затыкать уши, чтобы не слышать бесконечных маминых речей, но, учитывая, что я был не посторонний человек, а родной сын, приходилось терпеливо выслушивать мамины замечания.
Выговорившись, мама становилась прежней: доброй, спокойной, ласковой.
Такой я любил свою маму больше всего.
В такие минуты мне хотелось залезть к маме на колени, обнять её, сказать ей, какая она у меня хорошая.
Но проявлять подобные чувства я уже стеснялся: в августе мне должно было стукнуть двенадцать лет. Уже не маленький мальчишка.
С удовольствием проглотив две тарелки борща (мне очень нравился борщ, который готовила мама), я ушел к себе в комнату, включил компьютер, залез в Интернет, зашёл на сайт «В контакте», начал бессмысленно просматривать страницы своих друзей.
Вот мы на дне рождения у Мишки, поехали вместе с ним и его родителями в город, поиграли в «Боулинг», я три раза подряд выбил мячом все-все фишки, Мишкин папа похвалил меня, сказал, что я «настоящий снайпер».
Я чуть-чуть улыбнулся, вспомнив тот веселый день.
Посмотрев страницу Мишки, я зашел к Толику. На главном фото у Толика были мы втроем: я, Мишка и он сам. Мы стояли на нашем стадионе, счастливые, жизнерадостные: в тот день мы обыграли в футбол команду из другого городка.
Я выключил компьютер, мне стало грустно.
– Неужели я жалею о том, что поругался с Женькой? – подумал я. – Ну подставили меня пару раз, с кем не бывает.
– Не бывает только с тобой. Ты никого никогда не подставляешь, – сказал мне мой внутренний голос.
Я рассмеялся.
Ну почему всегда, когда тебе хочется что-то понять, в чем-то разобраться, обязательно возникает тот, кто всегда РЯДОМ и дает тебе советы, в которых ты, действительно, нуждаешься, хоть и не осознаёшь этого до конца.
Иногда мне казалось, что я схожу с ума, давая себе самому советы, хотя я слышал, что тот, кто РЯДОМ есть у всех, просто не все любят к нему прислушиваться или вообще не обращают на него внимания.
От мыслей о том, кто со мной рядом, я вновь вернулся к мыслям о сегодняшней ссоре.
– Наверное, я был не прав! – подумал я.
– Прав, прав, – услышал я вновь ЕГО голос. – Хоть раз их надо проучить, хватит быть дипломатом!
Что такое «дипломат» я вспомнил с трудом, после чего лег на диван и, утомленный летней жарой и сегодняшней ссорой, тут же уснул.
Сквозь сон я почувствовал, как мама заботливо накрыла меня одеялом и чмокнула меня в щёку.
– Солнышко моё! – сказала она мне.
Я улыбнулся во сне.
Через некоторое время я увидел зеленую огромную поляну с цветущими на ней одуванчиками.
Я рвал эти одуванчики и беспощадно сдувал с них пух, отчего головки их становились голыми, а мне становилось неудобно перед одуванчиками, что я их лишал таких роскошных пышных платьев.
Вообще я очень часто стыдился и стыдился многого. Сам не знаю, почему. Стыдился того, что меня вызывают к доске, а я не доучил правила, стыдился, что я не умею (по моему мнению) хорошо танцевать, стыдился, что до сих пор (в двенадцать лет!) не научился себе чистить обувь, стыдился того, что был очень ранимым и чувствительным и, несмотря на внешнюю отвагу и воинственный вид, мог расплакаться из-за пустяков.
Стыд жил вместе со мной, он был неотъемлемой частью моего характера.
Но стыд это одно. Стыд сильно не мучает, мучает обычно совесть. Совесть – злобный таракан. Она меня всегда достает по вечерам.
И иногда из-за полнейшей ерунды.
– Ты опять забыл сказать «до свидания» Марии Николаевне, выходя из класса? Ты задел в подъезде соседку портфелем и не извинился? Ты зачем сегодня поднял руку и не ответил на простой вопрос учителя?!
Когда этих «зачем», «почему», накапливалось много, я засыпал, уже совсем теряя силы от собственного занудства.
Изредка меня успокаивал тот, кто РЯДОМ.
– Не переживай, не волнуйся, – говорил он мне. – Ты хороший парень, и всё у тебя будет хорошо. Не кори себя за пустяки!
После такого самоутешения мне становилось легче, хотелось смеяться, но совесть с пущей силой капала мне на мозги.
– Лежишь в постели, а по географии знаешь только тридцать пятый параграф, а тридцать шестой выучил абы как. Как спросит тебя завтра Татьяна Юрьевна! Узнаешь!…
Так вот, на зеленой поляне я встретил Алексу. Она была одета на этот раз не в шорты и футболку, а в коротенькое белое платье.
Саша подошла ко мне и с улыбкой посмотрела на то, как я оголяю одуванчики.
– Привет! – сказала она мне.
– Привет! – ответил я Алексе.
– Я ведь знаю, что ты разбил окно… – сообщила мне девочка.
«Черт побери, и здесь меня преследует совесть. Только в виде понравившейся мне девочки Саши!»
– Откуда ты знаешь? – спросил я Алексу.
– Я видела вас двоих.
– А почему ты мне ничего не сказала? – спросил я у девочки.
– Я не стала ничего говорить, увидев твой взгляд. Он был такой испуганный!
Саша говорила со мной очень искренне, по-доброму, поэтому мне не хотелось её обманывать.
– Ты права, – признался я девочке. – Я жутко тебя испугался!
Алекса в ответ рассмеялась, мне стало неловко из-за её смеха.
Саша начала смеяться всё громче и громче, я уже не знал, как себя вести.
– Алекса, не надо меня мучить, прекрати! Алекса, прошу тебя!
После таких умоляющих собственных криков, я проснулся; на кресле, стоящим рядом с диваном, на котором я спал, сидела мама и громко смеялась.
По телевизору шла передача «Шесть кадров».
Мама заметила, что я проснулся и стала извиняться передо мной за то, что разбудила меня своим смехом.
– Ничего, мам, – ответил я и уже через несколько секунд, смотря передачу, смеялся громче мамы.
4 глава
Мамина тайна
Мы с мамой пили чай с малиновым вареньем на кухне, мама рассказала мне, как в детстве, учась во втором классе, влюбилась в одного восьмиклассника, начала бегать за ним, просила его помочь ей с уроками, как покупала ему в столовой булочки, а он смеялся и отказывался их есть, отшучиваясь тем, что боится располнеть.