Аманда сделала небольшую паузу и неожиданно спросила:
– А какие у вас сновидения, Тревор, – чёрно-белые или цветные?
Тревор задумался.
Он давно не задавался подобным вопросом.
Вопрос Аманды заставил Тревора мысленно перенестись в детство, и память из нескольких кадров давно забытых детских переживаний, как мозаику, сложила небольшой отрезок воспоминания из далёкого прошлого.
Это случилось в день его рождения. Ему тогда исполнилось двенадцать лет.
Отец Тревора, известный инженер-строитель, проектировал в Таиланде один из самых высоких в то время отелей. Со временем в Бангкок переехала и его супруга с сыном.
В тот день все весело праздновали именины Тревора. Празднование закончилось вечерней прогулкой на лодке-гондоле по каналам Бангкока.
Лодка была длинной и узкой. В ней размещалось всего несколько человек. Сверху была натянута жёлтая ткань, защищающая пассажиров от солнца. Для удобства одна керосиновая лампа находилась внутри навеса, а впереди на длинном шесте висела вторая, освещающая гондоле путь по каналу.
Время приближалось к полуночи, но возвращаться домой в душный отель никому не хотелось. На лодке зажгли ещё лампы, и внутри завязался непринуждённый разговор. Тревор, устроившись на дне лодки около отца, уже пребывал в дрёме. Ему грезилось, что он плывёт на большом пиратском корабле по волнам бушующего океана. Брызги воды, нечаянно попадавшие на его лицо, лишь подтверждали реальность придуманной фантастической картины. Во сне он улыбался. Тревор вспоминал прошедший день, полный веселья, подарков и игр.
В длительные командировки коллеги отца обычно ездили с семьями, поэтому недостатка в друзьях у Тревора не было. Но в этот день всё внимание было сосредоточено только на нём. Ему дарили сладости и подарки, упакованные в красочные коробки. Отец сделал самый роскошный подарок – конструктор уменьшённой копии огромного белого самолёта. На картинке коробки этот самолёт выглядел просто фантастически, и Тревор не мог дождаться момента, когда коробку откроют и он начнет собирать детали.
Однако после празднования родители решили провести остаток дня, плавая в гондоле по каналам Бангкока. И вот сейчас он крепко прижал коробку конструктора к себе и, прижавшись к отцу, умиротворённо засыпал.
Тревор слышал неспешные разговоры родителей, шум лодки и воды, чувствовал запах водорослей и жареного риса, как вдруг всё вмиг исчезло, и он внезапно, словно в сказке, перенёсся на крышу какого-то сарая. Сразу всё вокруг стихло, но картинка была очень реальной, чёткой и яркой. Крыша сарая была покрыта красноватой от ржавчины жестью. Тревор босой сидел на корточках и всматривался в облака.
От неожиданности такого перемещения Тревор поднялся на ноги и стал осматриваться. Рядом с ним сидел совершенно незнакомый мальчик и о чём-то рассуждал на незнакомом языке. Тревор с нескрываемым страхом и удивлением смотрел на этого мальчика, пытаясь понять, кто это, и что с ним происходит.
Невдалеке от сарая, куда его занесло, стоял старый длинный дом, покрытый красной черепицей, позеленевшей от времени. В некоторых местах на стенах дома виднелись трещины, во дворе бегали куры, а у деревянного забора на цепи спал большой пёс со всклокоченной длинной шерстью.
С крыши сарая открывался вид на сельские огороды, небольшие дома с красными крышами и дальше – на горы, укрытые, словно ковром, зелёными лесами. Было очень жарко и пахло горячим битумом, как на стройке у отца.
После шумного Бангкока здесь словно всё остановилось. Не было даже незаметного порыва ветра, и полная тишина подчёркивала умиротворённость окружающей местности.
«Где лодка, где мама? Куда всё подевалось?» – в ужасе спрашивал себя Тревор и всё никак не мог понять, как он здесь очутился и что, вообще, происходит.
Тревор посмотрел на свою одежду.
Синие полушерстяные спортивные брюки с вшитой по центру вертикальной стрелкой и со странно оттянувшимися коленками. Белая майка с вышитой внизу чёрными нитками буквой «Р». И майка, и штаны были словно с чужого плеча, не по размеру большими.
Всё вокруг было до безумия реально. И это очень напугало Тревора. Он попытался ущипнуть себя, но это не помогло. Тревор закрыл глаза, затаил дыхание и сильно сжал кулаки. Потом осторожно открыл сперва один глаз, потом второй, но видение не покинуло его – всё тот же сарай, красная крыша и тот же незнакомый мальчик.
Тревор решил немедленно покинуть это место и сделал шаг.
Разогретая солнцем жесть крыши резко обожгла пятки. От резкой боли он вдруг вздрогнул и… открыл глаза.
– Заберите керосинку! – Тревор услышал громкий оклик отца. Тот схватил в руки керосиновую лампу и передал её на нос гондолы.
Тревор проснулся от боли, так как голой пяткой во время сна коснулся стеклянной колбы керосиновой лампы, и та упала на дно лодки, едва не разбившись.
– Ты обжёгся? – спросила его мать, осматривая пятку. – Слава Богу, всё обошлось. Всех нас напугал. Просыпайся, солнышко, нам скоро выходить.
Это необычное сновидение, это странное перемещение не давало ему покоя, но на следующий день случилось то, что надолго заставило его забыть обо всём.
Именно на следующий день после этого события случилась трагедия. Автомобиль, в котором он ехал с родителями, попал в автокатастрофу, родители погибли, а он больше месяца находился между жизнью и смертью.
Позже, после трагедии, это странное перемещение и жуткое состояние реальности, которое долго не давало ему покоя, он стал воспринимать как некое знамение предшествующей трагедии, как предупреждение, которое он, к сожалению, не понял и не смог вовремя её упредить. Он долго винил себя за то, что не рассказал об этом сновидении родителям. Может, они бы в нём увидели какой-то знак грядущей трагедии, и той страшной автокатастрофы можно было избежать. И это чувство вины надолго поселилось в сердце Тревора.
Со временем страхи ушли, трагические воспоминания были заменены впечатлениями прошедших дней, а всё пережитое во время автокатастрофы как-то само по себе стёрлось из памяти мальчика.
И вот сейчас простой вопрос о сновидениях застал Тревора врасплох и заставил его задуматься и вернуться в то далёкое время. Ведь, по сути, именно с момента катастрофы он перестал видеть сны совсем. Тревор, как обычно, ложился спать, а проснувшись, ничего не помнил. Он не мог сказать, снилось ли ему что-либо. Просто не помнил свои сны, как часто бывает у многих людей после утомительного дня.
Сначала он не обращал на это никакого внимания. Но потом, повзрослев, лет к двадцати, он понял, что снов не видит вообще. Но для него это было естественным состоянием.
– Знаете, Аманда, мне сны не снятся уже очень давно. Вообще. Кажется, что с самого детства, – сказал Тревор и, подумав, как будто вспомнив что-то очень важное, воскликнул: – Цветные! Точно цветные! Это было очень давно. Но то, что сны были цветными, я помню точно.
Аманда удивлённо посмотрела на Тревора и сказала:
– Это невозможно, чтобы сны не снились вообще. Даже слепые от рождения люди видят сновидения, хотя конкретно зрительные образы присутствуют редко, в основном задействованы другие чувства. Может, вы их просто не помните?
– Нет, Аманда. Я точно не вижу снов. Я попытался сейчас что-нибудь вспомнить, но из воспоминаний всплыл только один эпизод и всё. Сон из моего детства. Даже трудно сказать, что это было. Вряд ли это был полноценный сон. Но, кроме него, я ничего вспомнить не могу.
Тревор посмотрел на Аманду и вдруг понял, что сейчас его это тоже удивило. Вроде сны должны сниться всем, а у него, значит, что-то не так. Раньше это его никогда не тревожило. Утреннее состояние проснувшегося человека у него было, как и у многих людей, которые после сна никак не могут вспомнить свои сновидения и даже не задумываются над этим. Но если другие люди впоследствии иногда вспоминали свои сны, то Тревор даже не размышлял об этом. И сейчас он не хотел рассказывать Аманде о трагедии, произошедшей с его семьёй в прошлом.