Поначалу упавшим помогали, обтирая лица и шеи водой из баклаг, но и вода скоро кончилась. Передние ряды уже не стояли прямо – колыхались. Половцы, видя это, ослабили натиск, словно ждали, когда русские сдадутся сами. Стреляли лениво – то ли стрелы берегли, то ли будущий полон.
Улеб давно слез с коня и сидел на земле, прячась в тени животного. Но все равно лицо его было мокрым, все чаще он зло смахивал со лба влагу – от пота щипало глаза. Вольга молча топтался рядом. Вдруг Улеб решительно встал.
– Больше не выстоим! Кричи, Вольга, чтоб достали последние стрелы! Ударим и пойдем к лесу. Хоть кто-то спасется…
Сотские, получив приказ, прокричали команду, и в этот миг орда степняков перед русским войском заколебалась, то ли крик, то ли вопль пронесся над лугом. И то был вопль ужаса.
– Тудор! – посветлел лицом Улеб. – Наконец-то! Старый лис – ждал до последнего! Пойдет потеха… Разворачивай строй – чтоб ни одна курва в степь не ушла! Будет им здесь речка Каяла!
Стремительный и нежданный удар свежих полков Тудора, мгновенно прижал половецкую орду к ощетинившемуся остриями копий войску Улеба. Потрепанные, но еще боеспособные конные хоругви Олега перекрыли степнякам дорогу к броду – вся орда оказалась в мешке. Судьба, которую половцы готовили русскому войску, совершила мгновенный поворот. Русская земля, куда они пришли за добычей, теперь несла захватчикам одно – уничтожение. И вершители этой судьбы, русские вои и дружинники, молча и деловито кололи, рубили, сбивали с коней стрелами охваченных ужасом врагов. И в этом молчании при страшной работе было нечто такое, что парализовало половцев, лишало их воли к сопротивлению.
Вой рожков и крики начальников не смогли привести орду в чувство. Хан с крашенным конским хвостом на гребне шлема в ярости метался среди своего гибнущего войска, пока его не заметил Тудор. Молча указал рукой своим гридням. Закованные в броню русские всадники как масло разрезали строй ханских нукеров и окружили зятя Кзы. Тот, ощерившись, бросился на врагов с саблей. И первый же гридень, мимо которого скакал хан, извернувшись, переломил ему хребет палицей. Увидев смерть предводителя, половцы стали бросать оружие…
Войско Улеба только подпирало орду сзади: у пехоты осталось слишком мало сил, чтобы нападать яростно, да и половцы помнили, что за строем русских – болото, а путь к жизни и свободе лежит через полки Тудора. И все-таки одна обезумевшая сотня бросилась на пехоту. Не ожидавшие этого русские поначалу замешкались, а потом по приказу Улеба расступились. Конная сотня на полном скаку влетела в болото и завязла. Степняки, скакавшие последними, успели остановить коней и тихо сдаться подбежавшей пехоте. Но большинство залетело в трясину, и теперь половцы барахтались в коричневой жиже, погружаясь в нее все глубже и глубже. Некоторые уже захлебывались, другие голосили, что-то отчаянно выкрикивая по-кипчакски. Без толмача было понятно: гибнут и зовут на помощь.
Молодой вой, стоявший у края болота, не выдержал и протянул ближнему к нему половцу копье. Микула перехватил его руку:
– Жарко им! Пусть напьются! Вдоволь…
– Наши также топли в соленом озере, – хмуро сказал Улеб, подойдя, – а они смотрели и смеялись.
– Коней жалко, – вздохнул Микула, забираясь на подведенного к нему половецкого жеребца. – Скотина не виновата.
Улеб повернулся и пошел прочь. Но отошел недалеко. Вылетевшая из зарослей короткая арбалетная стрела, пробив броню, глубоко вошла ему между лопаток. Князь упал на колени, мгновение постоял так и повалился набок. Микула с копьем наперевес тут же кинулся к зарослям.