– Ты, правда хочешь моделью быть? – спросил он. – Серьезно? С чего вдруг? Что ты хочешь им доказать?
– Я ничего не хочу доказывать. Я просто хочу хоть чем-то заняться, чтоб не сойти с ума… Господи, Маркус, ну неужели ты никогда и никого в жизни не любил?!
Я ожидала, что мне расскажут о девичьей чести и моральных устоях насчет материнских мужей, но… вместо этого Маркус размашисто расписался.
– Только прошу тебя: никакого ню!
…Неделю спустя, завернувшись в плед, я сидела у камина в гостиной и шпионила за Филиппом через Инстаграм. Это совсем несложно. Достаточно регулярно отсматривать Сторис девушек, которые ходят в те же клубы, что он.
На этой неделе Филипп танцует с рыженькой.
Когда приходит уведомление, что кто-то отметил меня на фото, я раздраженно вздрагиваю. Как меня задолбали эти проклятые боты, которые добавляют тебя на все подряд бесячие фото, с розыгрышем призов и прочими лохотронами.
Это не бот, не розыгрыш. Это профиль Ксавье. И это фото… смутно знакомое.
Какая-то жуткая баба в красном. Что это? Пародия на «Алису в Стране Чудес»? Я тупо смотрю на фото не узнавая.
Говорил тебе, что ты сама себя не узнаешь! – вспыхивает текст.
Я зажимаю распахнутый в немом крике рот!
Это один из снимков, которые он сделал со мной. Мне там завили и разлохматили волосы, словно я наступила на оголенный провод. И сделали алый мейк.
Все-все было красное.
Кроваво-красные губы, ногти; даже подводка на глазах и тушь для ресниц. Но и этого ему показалось мало, – Ксавье облил меня кетчупом.
Наверное, для того, чтоб спасти: теперь меня никто уже не узнает. Как он и обещал.
Это высокое современное искусство заключается в том, чтобы изуродовать человека гримом и поместить в еще более уродливый фантазийный мир. Нынешняя мода – назвать прекрасным уродливое, а смелостью – готовность выставлять это напоказ. В нормальные модели меня не взяли. Только на эту дичь…
Я еще раз посмотрела на фотографию. Ксавье снимал сверху, а я, как сломанная кукла валялась на шахматном полу. Не дай бог, Раджа расскажет моим ребятам!
Теперь стало ясно, почему Маркус так жутко морщился. Я не модель. Разве что бельевая. Но если быть совсем честной, то мой типаж, даже не белье, а глянцевые журналы…
«Плейбой», «Максим» и «Пентхаус».
«Как тебе? – пишет Ксавье в Директ. – Хочу знать твое мнение! Честное, без прикрас!»
Господи, почему меня в тот день не сбило машиной?.. Когда художник так говорит, он хочет слышать лишь комплименты!
«Я просто потрясена!»
«Это значит «нравится» или нет?» – тут же приходит в Директ.
По крайней мере, он не слепой, если сомневается.
«Лайк я поставила:) Решай сам!»
На самом деле, я сейчас занята: должна узнать, чем занимается Рыжая, с которой выходит Филипп. Эскорт, модель, или еще хуже – приличная девушка из нашего круга?.. Себастьян давно мечтал разбавить цвета.
Меня почти тошнит от злости, разочарования и ревности.
Ксавье все не унимается.
«Ты – муза! – клацает он. – Ты – потрясающая! Ты только посмотри на себя!»
На телефон начинают падать новые и новые снимки. Я понимаю, что сториз Рыженькой мне сегодня не досмотреть. Пока этот чертов Пигмалион, уделавший меня в кетчупе, не вышлет все, что он снял, он не прекратит занимать линию.
Быть может, так к лучшему.
И я смотрю снимки. Не могу не смотреть: он спрашивает мое мнение о каждом отдельно.
Сперва мне хочется блевать от стыда, потом, рыдать от отчаяния… Потом, я вдруг понимаю, что если вычеркнуть ожидания, в этом «кровавом» шедевре, действительно что-то есть. Он цепляет. Хоть я и не могу уловить, чем именно.
Жаль, что сама я выгляжу, как полная дура – с выпученными глазами и сложенным в булавочную головку ртом.
Какое-то время, мы оба с Ксавье молчим. Я вижу, как он набирает и набирает что-то, но в итоге сбрасывает. Ничего не приходит. И я спрашиваю его:
«Слушай, я пытаюсь смотреть видео. Либо скажи мне уже, что хочешь, либо не говори никогда:)»
Я не хочу быть такой моделью. Кончено. Решено. Я пошла туда, чтоб прослыть красавицей, а не депрессивным фриком.
«Поехали в клуб?!» – выплевывает экран.
Название!
Я вздрагиваю. Ксавье из тех людей, что не пишут сообщение целиком, а посылают по два-три слова. Я уже почти что нажала отправить «нет», но когда он пишет клуб, у меня глаза выпадают.
Тот самый клуб, где Филипп обычно заканчивает вечер!
«Я несовершеннолетняя».
«Я – твой фотограф, а ты – модель!»
«Твоя задача – приехать»
«У тебя есть что надеть?»
«Нет».
«Тогда приезжай в чем есть»
«На студию»
Я еду.
Ночь падала на голову
Ксавье расплачивается с таксистом и тянет меня наверх.
Его глаза горят, в руках телефон, который он то и дело тычет мне в нос. Количество лайков перевалило за восемнадцать тысяч. Видимо, в мире высокой моды, его искусство ценится выше, чем в моем, но Ксавье так счастлив, что я не могу не сказать ему, что восхищена.
А раз я восхищена, приходится согласиться на то же платье, на тот же ужасный грим… Та же девушка, – они что, ночевали тут? – накладывает мне на лицо кроваво алые линии.
Я надеваю платье-футляр. В студию набиваются какие-то шумные, восторженные люди. Настолько восторженные, что я чуть внимательнее рассматриваю их ноздри. И, конечно же, нахожу в них следы белой пудры.
Мы пьем шампанское, нюхаем кокаин; Ксавье розовеет от комплиментов, и мы всей толпой, как облако, перемещаемся вниз. Набиваемся, как попало в стоящие у подъезда автомобили и едем в какой-то клуб. Я понятия не имею, кто эти люди. Их имена ничего мне не говорят.
Какие-то модели; парни и девушки, целуют Ксавье, разглядывают меня. Не то, чтобы раздраженно, но и не то, чтобы одобрительно. А потом, вздыхают и ахают, глядя в его телефоне снимки.
Я расслабляюсь: эти девушек я с Филом не видела. Видимо, они в самом деле модели, а не эскорт. И мне уже нравится этот шумный, звенящий мир, так непохожий на тот, в который я возвратилась. Я только слежу за тем, чтобы не напиться. И за тем, чтобы кто-нибудь из этих девчонок не стащил мою дизайнерскую сумочку, которая не совсем моя. И за тем, чтоб не ляпнуть настоящее имя.
В туалете две девушки старательно пудрят нос. Точнее, вычищают из носа остатки «пудры». Я пробовала кокаин до этого, но всего лишь раз. Была возбуждена и говорила, как озабоченная самка волнистого попугая. На следующий день я не могла подняться, сморкалась густо-зеленым.
Филипп ржал, как Цезарь.
Я прогоняю мысли о нем. Мне даже любопытно теперь: посмотреть, как те, кто нюхает, выглядят со стороны. Девушки полностью поглощены разговором. И сделав вид, что я тоже должна непременно прочистить ноздри, я понимающе улыбаюсь им в зеркало.
Они вежливо отвечают тем же и тут же возвращаются к разговору. Рыжая когтистой лапкой поправляет густые нарощенные пряди. Я вся превращаюсь в зрение. Возможно ли это? Это – она? Та самая?
Вдох-выдох! Я брежу. Нанюхалась. Я дышу. Я крашу губы. Стилистка дала мне с собой помаду, и я поклялась на Библии, что верну. Знала бы она, сколько у меня знакомых, чтоб отпустить грехи, то не доверила бы и гигиеническую салфетку.
– …нет, он сказал, что сюда приедет.
– Может быть, он просто хотел отвязаться? Он у тебя с заскоками.
– Богатые парни все с заскоками, а он к тому же, красавчик…
– Заскоки у него не от красоты, а от постоянных кровосмешений…
– Ты просто завидуешь! Возьми и признай. Ты в жизни не встречалась с аристократом.
Что-то больно колет внутри.
Я выхожу из туалета, начисто потеряв интерес к тому, как выглядят люди после того, как нанюхаются. Пытаюсь убедить себя, что в этом городе пруд пруди богатых аристократов-красавчиков, но я-то знаю: красавцы среди аристократов наперечет.
Речь шла о Филиппе.
– Вот ты где!
Ксавье возбужден, накокаинен и пьян. Он весь в помаде: в модельном мире фотографы ценятся даже выше, чем заказчики и агенты. А он хороший фотограф. Очень хороший; так говорят. Востребованный. Весь вечер ему то и дело признаются в любви. То красивые девушки, то элегантные старцы.