Корал внимательно слушал профессора. Ему показалось, что перед ним забрезжил свет, что новый путь его ждет; он вспомнил свои прежние идеалы и мечты и дал себе слово навсегда сохранить их в себе. Никогда больше не пришлось ему встретить старого профессора, но его последние слова остались с Коралом на всю жизнь, как девиз и призыв к действию.
10
Уходя от профессора, Корал говорил себе: «Нужно сейчас же зайти к Юлии и объясниться раз и навсегда. Попросить прощения за недостойное поведение и уйти, но куда? Ах, если бы только можно было уехать далеко-далеко, на край света, прославиться и погибнуть там, оставив о себе светлую память. Или можно просто уехать в леса и жить там одному, забыть о Кире, о Юлии. Или вернуться в Марлоу…»
Впервые воспоминание о родном городе больно кольнуло его в сердце. Интересно, как живут его подружки-сестренки, не забыли ли его за шумом столичной жизни? За пять лет они, вероятно, сильно изменились, стали совсем взрослыми и красивыми…
У подъезда Юлии юноша остановился в нерешительности. Только теперь его охватили сомнения: а вдруг Юлия не захочет с ним даже разговаривать, вдруг просто выставит его за дверь? Луна скрылась за облаками; незнакомая дама в красивом пальто обогнала его у подъезда, открыла дверь и впустила его в подъезд, выразительно на него поглядывая, но юноша не замечал ее взглядов. Корал чувствовал, как гулко бьется сердце; секунду-другую он помедлил, потом нажал на звонок.
Дверь открыла пожилая женщина в потертом домашнем халате.
– Вы к Юлии?
– Да, – неуверенно ответил Корал, – я ее друг.
– Я провожу Вас.
Женщина указала рукой на спальню.
– Она там.
Юлия лежала на кровати так спокойно, что казалась крепко спящей. Ее рот был слегка приоткрыт, безмятежная улыбка застыла на губах. Спущенные шторы, разбросанные по постели цветы… Все кончено, не придется давать ненужные объяснения и говорить пустые, вымученные слова. Корал не сводил с Юлии глаз – умиротворенная, она снова показалась ему красивой, свежей и слишком юной для смерти. Рядом с ней Корал чувствовал себя лишним: она теперь всегда будет спать спокойно, а его оставила жить и мучиться.
«Из этого мира ушла красота», – сказал Корал, присаживаясь к ней на кровать. Он не смог удержаться и не прошептать, наклонившись к ней, как к живой: «Прости меня».
– Как она умерла?
– Случайно насыпала в стакан слишком много снотворного. Глупая смерть. Родители бедняжки приедут только послезавтра – какая печальная новость их ждет! И нашли ее совершенно случайно – подруга пришла и стала требовать, чтобы взломали дверь. Как чувствовала. Если бы не эта случайность, мы бы долго не узнали о ее смерти. Пока родителей нет, ее убираем мы, соседи.
«Похоронный обряд», – вспомнил вдруг Корал. Какое странное совпадение. «Нет, ничто не случайно», – прошептал Корал, выходя. Он знал, что к Кире не вернется, а больше идти ему было некуда. Еще одну ночь он провел в остановке.
А Кира продолжала ждать Корала и на следующий день. Она не выходила из дома и постоянно проверяла телефон, но юноша не звонил и не писал. Не выдержав, она сама набрала его номер – никто не ответил.
Узнав о смерти Юлии, Кира испытала одновременно ревность, радость и облегчение – наконец-то Корал вернется к ней, и она примет его, примет любым, лишь бы только он не вычеркивал ее из своей жизни. Казалось, Кира идет на компромисс и договаривается с судьбой: верните мне Корала, и я непременно прощу его. Но прошло еще несколько дней, а Корал так и не вернулся. А потом в городе ввели чрезвычайное положение, и больше вестей от Корала не было.
Часть третья. Кристелла
1
Кент встретил Кристеллу неприветливо. Свинцово-серые тучи затянули все небо, и, хотя дождь не шел, воздух был весь пропитан влагой. Капельки воды, казалось, висели в воздухе, и из-за этого становилось холоднее и грустнее на душе. Дождь в такие минуты может принести облегчение, как долгожданные слезы, в то время как тяжелые облака давят и усиливают ощущение безнадежности.
Длинные улицы с однообразными высокими постройками, непривычными для взгляда провинциалки, тоже наводили тоску. Кристелле вспомнилась тишина и безмятежность летних вечеров в Марлоу, и острая тоска по дому сжала ей сердце. Тяжелый чемодан выскальзывал из рук, и девушка остановилась на минутку перевести дух. Мимо нее проходили люди, казавшиеся ей такими же унылыми и безрадостными, как погода, и Кристелла с трудом удерживала слезы, готовые уже заструиться по щекам. Такое же непривычное отчуждение и горькое чувство одиночества она испытала накануне отъезда из Марлоу – тогда дом тоже показался ей опустевшим без разъехавшихся друзей. Кристелла уезжала последней, и печальный взгляд Марионы на пороге, отрешенная Кэтти, провожающая последнюю подругу, до сих пор стояли у нее перед глазами. Сейчас Кристелла готова была уже пожалеть о приезде и вернуться домой; если бы девушка тотчас отправилась на вокзал за билетами, ее жизнь сложилась бы иначе, и ей не пришлось бы пережить тех удивительных событий, которые готовила ей судьба.
Около университета Кристеллу окликнула другая девушка с почти кукольной внешностью: голубыми глазами и светлыми тонкими волосами.
– Ты студентка?
– Только поступила, а ты?
– Тоже. Значит, вместе заселяемся. Идем?
Завязалась непринужденная беседа, и, как нередко случается в молодости, вскоре девушки знали друг друга лучше, чем родные сестры. Софен призналась новой подруге, что верит в интуицию и предопределение.
– Мы на одном факультете, – сказала она, – значит, попадем в одну группу. Я чувствую.
В одну группу они, однако, не попали, зато по распределению поселились в одной комнате.
– Вот это знак, – засмеялась Софен, – даже вообразить не могла, а ты?
– И я.
Третьей девушкой в комнате оказалась молчаливая Ксения. Она так и не сказала ни слова в течение первых трех дней, на все расспросы отвечала уклончиво и сама не расспрашивала соседок. С первых же учебных дней Ксения начала сидеть за учебниками и делать вид, что усердно занимается, пользуясь случаем помолчать.
2
Последующие несколько недель развеяли ложное представление Кристеллы о жизни в Кенте, а через месяц она влюбилась в новый город. Стояла необыкновенная теплая и солнечная погода, Кристелла и Софен много гуляли и с каждым днем становились все ближе, люди на улице улыбались и не казались больше угрюмыми и замкнутыми. Так понемногу они привыкли к новой жизни, такой же, как у большинства, быстрой и незаметной, которая в одночасье пролетает и вдруг оставляет человека перед пропастью, до которой один шаг. Тогда оглядываешься на прошедшие годы и спрашиваешь себя, зачем жил, но не слышно ответа…
Все в новой жизни нравилось Кристелле, кроме их комнаты. Девушка ненавидела тесную неуютную комнатку, грязные стены, старые окна, из которых по ночам дули сильные сквозняки, крошечный шкаф и жесткую постель, как в казарме, необходимость постоянно быть на виду и, главное, общественный душ. Софен разделяла ее чувства и часто предлагала снять комнату вдвоем.
– Боюсь, мы не сможем себе этого позволить, – грустно отвечала Кристелла. – Жизнь в столице и так обходиться нам слишком дорого.
О том, чтобы просить Мариону присылать больше денег, не могло идти и речи: приемным родителям и так приходилось содержать их втроем. Много слез было пролито за несколько месяцев: мучительный призрак денег преследовал Кристеллу. Софен не уставала повторять, что им нужно начинать зарабатывать самим, но учиться было тяжело, и о дополнительном заработке и речи не шло. По ночам Кристелла с досадой плакала в подушку: «Сумасшедший мир, в котором мы живем, готов предоставить за деньги дворец, а я вынуждена ютиться в клетушке в ужасных условиях и при этом успевать и учиться, и работать. Как это несправедливо!» Наконец, в глубоком отчаянии, со слезами на глазах, она засыпала.