Юмакс Юлия - Первая весна стр 2.

И крылья бьют высокие ветра.

А рядом Он – незримый – шепчет: веруй…

И отворяет присные врата.

Земля

Есть чувство без начала и конца

И мир – не содрогнувшийся от боли.

Есть утешенье Вышняго Творца

И храм, что непреложен и намолен.

Но это всё, увы, не для тебя,

Нечаянно оброненный на Землю,

Где ссорятся, болеют и скорбят…

И божьей жизни всуе не приемлют.

О скромная, простая пастораль,

Увядшая и канувшая в Лету…

Порой Господь садится за рояль,

Наигрывая музыку планеты.

Всего семь нот… и отдаленных дней…

Звучащих несказанно по-другому.

Бог создавал образчик и музей,

А вышло то, что называют домом.

Эго

Когда омертвела душа в закромах груди,

Ты жаждешь лелеять своё, как чужое, тело,

Изнеженной плоти любовник и господин

С заласканной шкурой, изнанкой окаменелой.

Течение времени, словно плохой партнёр,

Ложится всегда неудобно и расторопно

И смачно плюёт, усмехаясь, что ты – позёр —

Находишь в эротике больше, чем в грубом порно.

Шагреневой кожей морщит безысходность дней.

Сочится бездушность отравой безликой скуки.

И то, что когда-то цвело, поедает змей,

Который в раю проповедовал близоруким.

Кричи не кричи в отвратительное нутро,

Под яблочным уксусом скрытое жирной негой, —

Душа человека – заглоченное ядро

Раскормленным всеми грехами, незрячим эго.

Разговор с классиком

Я не исчезну

Я не исчезну. Кто я без тебя? —

Лишь смертная, чей век до боли краток,

бессмыслицей и пустотой объят,

без таинства любви, её загадок.

Исчезнуть? Как могу я? Жизнь моя

с твоей переплелась, соединилась

в тот миг, когда, представ у алтаря,

наполнил сердце благозвучный клирос.

Я не исчезну. Грех давно прощён.

И побелели шрамы искупленья.

Нет больше третьих. Нет чужих имен.

Есть только мы и наше возрожденье.

Я не исчезну – словно сон, мираж.

Ведь твой двойник не создан этим миром.

Дрожит в причёске нежный флердоранж[4]

от губ твоих и сладкого эфира.

Моя ладонь – она твоя теперь.

Отныне ты один мне предназначен.

Я не исчезну. Не страшись потерь.

Последняя любовь – в ней все иначе.

Хулиган

Молодой хулиган и повеса

С неразгаданной русской душой

И глазами как ширь небесная,

Словно дождь, над Россией прошёл.

Дерзновенно, напористо, звонко

Лился песней в родной стороне

И, срывая рязанскую глотку,

На чужбине скандально гремел.

Никогда покорным послушником

И смиренником не был он,

Сладкозвучную лиру, как Пушкин,

Ласкавший хмельным пером.

Обращая в весёлый угар

Боль предчувствий и стоны тальянки,

Калечили гибельный дар

Казематы сырой Лубянки.

Но горел он среди светил

Только ярче от свежих ран,

В миллионы отмеренных сил,

Расплёскивая талан[5].

Гнулся клён, и плевался листвой,

И стучался к нему в окно,

Заявляя свое родство

С деревенской лихой шпаной.

Колосилась на поле рожь,

Золотила пшеница край. —

И казалось, что не умрёшь…

И казалось, что вот он – рай.

Но увял до поры лепесток,

И шафрановый цвет облетел.

Оттого пробежал холодок,

Завыла, как мать, метель…

Обнимая в слезах россиян,

Разметалась по небу синь.

Был поэт на Земле… хулиган…

Ты прости его, Боже. Аминь.

Гений

О, сколько раз я с упоеньем,

Как гений чистой красоты,

Читала вслух стихотворенье,

Что написал когда-то ты.

Мне вспоминался шумный Питер,

Рука в перчатке и платок,

Соединивший пару литер

В непревзойденный завиток.

Мгновенье чудное искрилось,

Переливалось на свету,

Как небом посланная милость

На Поцелуевом мосту.

В груди пульсировала вечность.

Душа не знала больших мук,

Чем точность рифм и безупречность

Твоих бесчисленных подруг.

Но я гнала свои сомненья,

Как гений чистой красоты,

Как ключ любви и вдохновенья

Недостижимой высоты.

Изящной талией в корсете

Благословляя весь Парнас,

Я пробуждала жизнь в поэте…

И ты писал – как бог, как А.С.

* * *

Вам нравится, что Вы больны не мной,

Вам нравится, что болен я не Вами,

Что никогда нахлынувший прибой

Не обернётся горькими слезами.

Вам нравится, что чувственной весной

Я не являюсь заполночь с цветами,

Шампанским и улыбкой наносной

И не играю Вашими мечтами.

Вам нравится ещё, что я при Вас

Другую обнимаю безмятежно,

Не выдавая за прищуром глаз

Всё то, что жаждет выйти за рубеж, но

Не высказано сердцем в этот час,

Охваченный томлением безбрежным,

Когда готовы пасть тафта и газ,

Разоблачив привязанность и нежность.

Спасибо Вам, что образ Ваш родной

Я сберегу до встречи с небесами.

Мне бесконечно дорог Ваш покой,

Что не нарушил гулкими шагами,

Ненужным словом, искренней строкой

И полными сомнений вечерами.

Увы! – я знаю – Вы больны не мной…

Не знаете… как сильно! болен Вами…

* * *

Жду тебя, мой человек,

Как никто не ждёт.

Жду, когда кружится снег

И на речках лёд.

Жду, когда сады цветут

И грохочет гром.

Жду, когда других не ждут,

Заперев свой дом.

Жду, когда забыть велит

Кто-то из друзей.

Жду, когда огнём горит

Сердце без вестей.

Жду тебя, мой человек,

Не жалея сил.

Пусть твердят, что краткий век

Ты, увы, прожил.

Пусть другие пьют вино

На помин души.

Я уверена в одном:

Ты здоров и жив.

Пусть не ждут ни сын, ни мать,

Веру потеряв.

Не могу тебя не ждать,

Жить не перестав.

Жду тебя, мой человек.

Смерти не отдам.

Жду тебя сильнее всех.

Знаешь это сам.

И, когда ко мне придёшь,

Станет вновь светло.

Пусть родные скажут: – Что ж,

Парню повезло. —

Им, конечно, не понять,

Как пришёл живой. —

Просто знал, я буду ждать,

Как никто другой.

* * *

Не люблю тебя и не жалею.

Наша связь как спичка на ветру,

Что поспешно гаснет и не греет,

И похожа чем-то на игру.

Пусть ты смотришь мне в лицо со страстью

И не хочешь отпускать с колен, —

Ах, Серёжа, разве в этом счастье?

Отчего ты ждёшь любви взамен?

Нас свела по случаю дорога,

А не воля праведных небес.

Я уже давно не недотрога,

Да и ты повеса из повес.

Сердце слишком часто ошибалось,

Оттого молчит оно сейчас, —

За любовь не принимая шалость,

Что связала тёмной ночью нас.

Не мечтаю больше о хорошем.

Не ищу судьбу в твоих глазах.

Я тебя легко оставлю в прошлом

С радостной улыбкой на губах.

Ты ведь тоже, выйдя за калитку,

Скоро позабудешь про меня

С новой розой или маргариткой,

Не жалея пылкого огня.

Только ты любви у них, Серёжа,

Не проси… И душу не трави.

Никого любить, увы, не может,

Кто сгорел дотла в костре любви.

Потому, когда однажды в парке

Я увижу вновь тебя с другой,

Сердце промолчит. И взгляд твой жаркий

Вовсе не нарушит мой покой.

Я скажу негромко: «Добрый вечер…»

Ты ответишь: «Вечер добрый, miss».

Ничего не значит наша встреча —

Легкодумный вспыльчивый каприз.

Встреча

Что, если ты моя судьба,

моё заветное желанье,

и гладью вышила волшба

союз наш в млечном мирозданье?

Неотвратимость прошлых встреч

и неизбежность всех разрывов —

как сонм обманчивых предтеч

любви единственной нелживой.

Твой профиль и улыбка глаз

в ночном тумане промелькнули.

Ты не позвал меня в тот час

и не окликнул тихо: Юля.

Я безымянно уплыла

под сенью южного каштана.

И – как цветок – дрожала мгла

на водах тёплого лимана.

Ещё не время быть с тобой.

И не взошло над нами солнце.

Но что, когда моей судьбой

не станешь ты – из незнакомца?..

Bona mente[6]

На море

Я на море опять… позабросив костюм,

Каблуки, макияж и укладку.

Заметает заботы загадочность дюн,

И песок обнимает палатку.

Осторожно ступаю по кромке воды,

Где малютки-медузы свернулись.

В рюкзаке моём персики, парочка дынь —

Всё, что надо для счастья в июле.

Словно бабочка солнечный луч на плече —