Писателей я читаю, воображая их себе теми самыми Машами в песочнице с голозадыми пупсами в руках. И угадываю, какой из персонажей на каждом из витков сюжета говорит за автора. Вместо автора. Про автора. Подчеркиваю те слова, ради которых Маша и села играть в куклы. Это не так уж сложно. Кстати, именно поэтому я сразу решила, что свою книгу обязательно буду писать от первого лица. К чему это жеманное кокетство «Софья Аркадьевна подумала» да «Иван Иваныч и предположить не мог». Иван Иваныч, как говорится, умер. Те читатели, которые еще помнят буквы и ради которых и стоит портить зрение, совсем не дураки и сразу понимают, что подумала Софья Аркадьевна, а где за Иван Иваныча подумала она же в меру своей испорченности, воображая его своей куклой. А где Софья Аркадьевна и вправду запротоколировала на бумаге чужую, поразившую ее мысль какого-нибудь Иван Петровича.
И, между прочим, ничего удивительного, что в куклы традиционно любят играть девочки, а самыми плодовитыми писателями становятся мужчины. Просто девочки полностью реализуют страсть к игре в «воображаемых людей» в детстве. Они «проигрывают» все приходящие им в голову жизненные сценарии еще в детсадовском и младшем школьном возрасте. А мальчики «дозревают» до этого позже. Когда возиться с пупсами уже не солидно. И специально для них придумали более «серьезный» вид игры в «дочки-матери», «сестры», «соседи», «соперники», «любовь», «жену и мужа» – писательство. Ну и девочки, недоигравшие в куклы или просто не вышедшие из инфантильного возраста, тоже подаются в Мастера художественного слова. Я такая.
Некоторые мужчины, впрочем, осознают всю инфантильную природу писательства и предпочитают ему компьютерные игры. Вроде и поиграл в «воображаемых людей», а никаких улик не остается – ни верстки, ни бумаги, ни блуждающих по Интернету файлов. После компьютерной игры никто не сможет выскочить перед ним, как прокурор из-за угла, размахивая бумагой: «А-а! Я все про тебя знаю, я читал твои книги! Проследуй-ка за мной, латентный педофил, капрофаг, гомосек и серийный убийца!». В то время как каждая опубликованная буква будет свидетельствовать против тебя и разоблачать тебя до исподнего еще долгие и долгие годы. Жизненный опыт Лимонова и Сорокина – тому доказательство. И, думаю, одна из причин того, что после них у нас больше не появлялись столь же отвязные, безбашенные и одаренные писатели. Наверное, они появлялись. Но просто боялись повторения.
Женщинам в этом смысле проще – у них врожденная страсть к стриптизу. В том числе и душевному. К тому же даже самые злостные их воображаемые безумства – лишь детские шалости по сравнению с тем, что можно выкопать в темных подземельях мужского бессознательного.
За долгие годы читательской жизни я научилась безошибочно выделять среди хора персонажей истинный голос автора и находить те слова, которые «с кровью». Те, которые про самого пишущего и от самого пишущего. Я знаю проблемы каждого из ныне живущих писак лучше, чем их личные психоаналитики.
Так что из трудов Аллочки Максимовой я выписывала те цитаты, в которых узнаваемо и безошибочно слышался ее голос. Она сама сдала себя с потрохами.
***
Я перелистнула последнюю страницу «Трех „Биг Маков“ для Золушки». Мне было более-менее ясно, откуда у Аллы взялся первоначальный капитал на открытие сети головомоек и почему они отошли после развода мужу. Я догадывалась, почему у нее не было детей. Я только одного не могла понять: почему же после нескольких лет счастливого сожительства Аллочкин «мерин» ускакал от нее. Ведь она, судя по всему, прекрасно его понимала и была идеальной «боевой подругой». Что за событие так круто перевернуло тщательно выстроенную Аллину жизнь класса люкс и столкнуло ее под откос? Наверное, это мог бы прояснить Рафаэль Оганесян, но ведь не поедешь же к нему с дурацкими расспросами? Эх, и правда, каков был мужчина лет двадцать назад. Помню, так и зыркал на меня карими глазищами, когда я брала у него интервью для какого-то автомобильного журнала о его коллекции машин. И даже приглашал прокатиться на своем «бентли». Кажется, у меня даже телефончики его сохранились в записной книжке. Может ли быть такое, что человек за столько лет не поменял номер мобилы? А почему бы и нет?
Я бросила Алкину рукопись на комод. Взгляд скользнул по календарю-будильнику. Блин! Сегодня-то я уж точно никуда не поеду и вряд ли с кем смогу пообщаться. Сегодня – самый суетный и утомительный день недели – суббота, «детский день».
По субботам в пансион стекались наши детки, чтобы продемонстрировать, что им еще не окончательно на нас начхать и что где-то на периферии их сознания еще маячат наши светлые образы. Действо это было насколько шумное, настолько же натянуто-неловкое.
Детям, по большому счету, нечего было сказать нам. Они жили так же бестолково, как и мы – да и у кого им было научиться другой жизни? Их занимала покупка новых мебелей, козни начальников на работе, пьянство с коллегами, трехгрошовые повышения зарплат и уже начинающиеся болезни.
Вот и мое половозрелое чадо неловко совало мне в руки авоську с какими-то фруктами и бубнило, что квартира моя сдана очень-очень, прямо разочень хорошим людям. И за адекватные деньги. А работы так много, что даже в Сочи слетать на уикенд с ребятами не удается. А еще его посылают в командировку в Екатеринбург – у тамошнего филиала что-то слишком малая доля на местном рынке. Надо посмотреть, что там регионалы неправильно делают. А еще у них начинается скоро новый проект, и тут – фанфары! – есть шанс, что он станет руководителем этого проекта. А это значит, переедет на директорский этаж.
– Пора бы, в тридцать-то лет, – буркнула я.
– Мама, мне в сентябре исполнится всего двадцать девять лет, – уточнил сын.
– Какая разница? – отмахнулась я. – Я в твои годы уже была начальником отдела в ведущем журнале.
– Да, и в твоем отделе было два человека, включая тебя, – ровным тоном снова уточнил Петька.
– Вот именно! Я уже людьми командовала в твои годы! А ты все в старших менеджерах ходишь. Мы с твоим папой в твои годы уже худо-бедно, но собственную однокомнатную квартиру купили. А ты прямо как не наша порода. Хорошо, у твоей Даши есть квартира от родителей. А вот не было бы ее? Куда детей рожать будете?
Сыночек сделал вид, что из всего мною сказанного услышал только последнюю фразу, и залепетал про то, что Даша еще, к счастью, совсем не беременна. И вообще, кажется, ей скоро крупно повезет – она познакомилась с крутым музыкальным продюсером и отдала ему свою демозапись. И, похоже, со дня на день она оставит свою секретарскую работу и начнет сиять нам звездой со всех голубых экранов сразу. Даша уже и на студию к этому продюсеру ездила два раза после работы, они там профессиональную запись вокала делали. Вот и сегодня она на студии, поэтому он приехал один. «Так что, как ты понимаешь, нам пока совсем не до детей», – резюмировал сынок.
– На студию поехала, вокал писать – ага! – хмыкнула я. – Да, Петя, какой же ты все-таки дурак вырос. Совсем людей не знаешь. Наверное, я тебе мало читала в детстве.
– Ты мне совсем не читала в детстве, – вяло уточнил Петя. – Ты мне покупала аудиокниги. Классику в исполнении лучших артистов – Сергея Безрукова, Евгения Миронова, Олега Меньшикова.
– Да-да, вот именно – аудиокниги в исполнении хора скопцов. А надо было читать, – еще раз вздохнула я.
– Кстати о книгах! Как твой роман? – продолжал поддерживать светскую беседу Петя.
– Контора пишет, – лаконично обрисовала ситуацию я.
Как это ни грустно признать, я не могу похвастаться особо удачным сыном. Он не получился красив как Брэд Питт, он не поет как Карузо, не зарабатывает как Билл Гейтс и не рисует как Дали. В общем, Петя звезд с неба не хватает. Но хотя бы и не вышел клиническим идиотом – и на том спасибо. Наверное, я сама виновата в том, что Петя вырос таким, каким вырос.