Это выглядело верой
Сложилось противоречие, очевидное для всех, и оно требовало объяснения. На наших собраниях по-прежнему происходили чудеса, но проходили они в полупустых залах. Народ к нам явно не шел. Налицо был кризис. Нужно было искать выход. В этой ситуации ко двору пришлась идея скорого общероссийского пробуждения.
Чем она так привлекала нас? В стяжании пробуждения нас устраивали две вещи. Во-первых, не надо было искать собственные ошибки и что-то менять в себе. Во-вторых, виноватыми в кризисе, в котором мы оказались, становились окружающие нас люди, они-де «спали», а «пробудить» их мог только Бог. Словом, мы признали наши проблемы временными, а характер трудностей независящим от нас. Выход виделся в Боге и только в Нем. Это звучало громко и выглядело самой что ни на есть верой.
В декабре 2005 года, ровно за год до катастрофы, на общем собрании церкви мы приняли в качестве главной своей цели стяжание пробуждения в Москве и во всей России.
Мы стали готовиться к выездной церковной конференции в Костроме. Отчего там? Мы уже приезжали туда с трехдневным служением. Тогда состоялось пять собраний, и, как минимум, на трех из них мы имели ни с чем несравнимое переживание близости Бога. От мощнейшего Божьего присутствия нас почти покидали физические силы. Мне казалось, что еще немного, и я просто умру. Опыт был ошеломляющий. Мы плакали, как дети, покидая Кострому. По приезде мы сутки не могли прийти в себя. На ближайшем воскресном собрании мы только об этом и говорили. В Библии мы могли найти нечто похожее разве что у пророка Даниила, гл.10, ст.8–11 или в Откровении, гл.1, ст.17.
Понятно, почему и зачем мы снова ехали в Кострому. На этот раз я решил развить некое учение о пробуждении. Люди, наслышанные о сенсационном опыте предыдущей поездки, ждали встречи с Богом. Но первые два дня конференции прошли вхолостую. В ночь на третий день я понял, что вся эта затея о науке про пробуждение не Божья. Дух Святой не помазывал нас. Я резко сменил курс, спасая конференцию от провала, и под занавес проповедовал слова Иисуса о терпении и о том, что нельзя искусственно стимулировать пробуждение. Бог посетил нас. Люди плакали. Мы вернулись в Москву умудренные. Казалось, мы получили хороший урок. Но, увы, наша память оказалась короткой.
В мае 2006 года мы выиграли войну за офис, в ходе которой я и мои люди опустились в нравственном отношении до самых постыдных вещей. Я даже не подозревал, какой сатанинской западней окажется эта победа. Лето я провел, можно сказать, почивая на лаврах. И хотя я продолжал молиться, но делал это без особого энтузиазма. Но вот настала осень, и я вновь повел церковь на штурм духовных вершин. Мысль о стяжании пробуждения вновь овладела нами. Только на это раз мы перестали уповать на рациональные схемы из книжек.
Мы стали выезжать на трехдневные моления с постом. И делали это каждый месяц. На одном из них, кажется, это был конец сентября, открылось, что пробуждение – это ни что иное как явление реальности Небесной церкви в ситуацию земной общины. Пробуждение предстало в виде лестницы Иакова, соединяющей Небо и землю. После этого мы полностью сосредоточились на поиске сверхъестественных ключей к раскрытию над нами Небес. Поразительно, но никто из нас не увидел в этом признание того факта, что Небеса над нами… фактически закрыты.
Всё развивалось так стремительно
На этом фоне в моем пророческом служении произошла знаменательная перемена.
Пророческие вести, которые и до этого часто звучали на молитвенных собраниях, стали намного объемнее. Некоторые из наших людей стали записывать их на диктофон. Мы распечатывали их и прикладывали к нашим воскресным бюллетеням. И все бы оно так и шло, пока в одном из пророчеств не прозвучали примерно такие слова: «Вам дано малое, но если вы поверите в него, оно скоро станет большим». Я высказал догадку, что это малое, в которое надо поверить для того, чтобы состоялось пробуждение, и есть те слова посылаемых через меня вестей.
Идея была горячо поддержана. И началось лихорадочное изучение слов получаемых пророчеств. Они казались очень близкими к библейским. Группа, созданная мной для изучения их, находила на каждую их фразу по пять-семь параллельных мест из Библии. И чем больше мы их изучали, тем чаще они случались и тем пространнее становились. Объемы работы росли с каждым днем. Андрей Гальцов, один из самых близких ко мне людей в ту пору, даже бросил работу и поселился в офисе, чтобы хоть как-то успевать перелопатить все это.
Необходимость излагать пророчества на бумаге позволила увидеть, что перед нами ни что иное, как изложенные в свободном ритме стихи. «О, это, как псалмы Давида!» – ободрили мы себя. Задача грамотно выставить абзацы обнажила главную тему принимаемых нами слов. К нашему изумлению ей оказались новые имена Бога. «О, это чем-то похоже на комментарии об именах Бога», – вспомнил мы. Параллельно этому мы открыли для себя еще и практическую вещь. Мы заметили, что когда мы строили свои молитвы на словах, получаемых из последних стихотворных пророчеств, на нас сходило особенное помазание. «О, это Дух Святой так маркирует Свою истину!» – заключили мы. После этого не только молитвы, но и сами пророчества стали сопровождаться такой небывалой силой, что люди, слышавшие их, не могли стоять и, рыдая, падали ниц на пол.
Всё развивалось так стремительно, что мы потеряли всякую здравость и чувство меры. Я перестал возвращаться домой на ночь и молился сутки напролет. Мы закупили настенные пробковые доски, развесили их по всему периметру нашего молитвенного зала и вывесили на них тексты пророчеств. Теперь всех приходящих на молитву я ставил лицом к доскам, чтобы молиться на основании свежеполученных пророческих слов. Казалось, ключ к пробуждению был в кармане.
Сбой
Но тут произошел сбой. Не всем людям в церкви пришлись по вкусу мои молитвенные новшества. Нашлись те, кто демонстративно вставал к доскам спиной и молился словами из раскрытой перед собой Библии. На ночной молитве второго декабря таковых была чуть ли не половина собравшихся. Вызов был брошен лично мне. Я вспылил и закрыл собрание посреди ночи.
Я ушел свой кабинет. Голос, который я принимал за Божий, стал надиктовывать стихи, посвященные мне. Я был тронут. В одной из этих строк, я уловил намек на скорую смерть моей жены. Я тут же пригласил к себе Дмитрия, моего помощника, чтобы тот помолился со мной. Весть не замедлила себя ждать. Новость о смерти жены прозвучала более откровенно. Я поверил и попросил Дмитрия съездить со мной в Молоково.
Мы сели в машину. Голос, говоривший во мне, потребовал посвящения, сначала от меня, потом от Дмитрия. Мы приняли предложенные нам имена. Я вел машину и всю дорогу пророчил стихами, состоящими из лжи и клеветы на мою жену. О ней говорилось как о мертвой. Я же все принимал за чистую монету.
Мы подъехали к моему дому. И когда я парковал машину, голос, как бы подписываясь под сказанным, открыл свое имя – сатана. Я опешил. «Наверное, мне почудилось, – подумал я, списав услышанное на крайнее переутомление». Однако, проникнув в закрытый изнутри дом, мы нашли Наташу во здравии, мирно спящей в нашей спальне. Дмитрий и я были в шоке. Отрезвление было мгновенным. Мы выскочили на улицу, упали на колени прямо посреди дороги и каялись пред Богом, отрекаясь от всех сатанинских имен, «славу» которых мы на себя легковерно принимали.
Роковая ошибка
Я довез Дмитрия до ближайшего метро, а сам возвратился домой. Но спать я не мог. Меня мучил вопрос: с какого момента со мной стал говорить сатана? Это было важно решить, чтобы определиться, во что я могу верить после случившегося, а во что нет. И тут я совершил еще одну, роковую ошибку. Я решил, что сатанинская диверсия в мой дух началась с сегодняшней ночи, с тех самых личных стихов, услышанных в кабинете. Все же остальное – Божье.