– Тор! – крикнула Мельда. – Не дай им тебя укусить, Энгль говорит, что не…
Он закричал.
Его ступню словно пронзила гигантская иголка. В костях заплясали искры боли. Вся ступня онемела – Тор был совершенно уверен, что тролль откусил её целиком.
Через мгновение Мельда тоже закричала:
– Ай, мои волосы!
И коридор вдруг озарился светом, исходящим из протянутой руки Энгля. Девушка размером с морковку отчаянно пыталась вырваться из его хватки, сияя с головы до пят.
Тролли, сидевшие вокруг Тора, подняли головы. Один взгляд – и все они издали душераздирающие вопли.
Горные чудовища отвернулись, всё ещё визжа, и попытались сбежать. Но как только яркий свет коснулся их грубой кожи, они снова один за другим превратились в камень. Застыли в одно мгновение – с протянутыми руками, широко открытыми глазами и голодными пастями.
А потом наступила тишина.
Мельда подбежала к Тору и перевязала одной из своих многочисленных ленточек то место, где тролль его поцарапал.
Энгль помог ему подняться на ноги; Тор обрадовался, увидев, что их всё ещё две.
– Не беспокойся, укусы троллей просто неприятные, – сказал ему друг. – Их зубы выделяют небольшое количество химиката, вызывающего сонливость, чтобы их жертвам труднее было сбежать. Ну, знаешь, примерно как у кривозубой гадюки, которая выпускает яд, чтобы парализовать добычу?
Тор даже не представлял, о чём говорит Энгль, но порадовался, что друг так увлекается смертельно опасными созданиями.
Тролли живут далеко от всякого источника света, и, похоже, их единственная слабость – свет. И, скорее всего, лишь благодаря догадливости Энгля Тор не погиб. Хромая, он шёл вперёд, волоча укушенную ногу и опираясь на Энгля.
Он посмотрел на ладонь друга. Фея снова превратилась в цветок – именно в таком виде феи предпочитали жить, – но по-прежнему едва заметно светилась.
Мельда вздохнула.
– Должно быть, застряла в моих волосах, когда я упала в куст, – объяснила она.
Энгль пожал плечами.
– Ну, я же говорил тебе, что у тебя что-то в… – Он замолчал, ощутив на себе особенно суровый взгляд. Энгль воткнул цветок обратно в волосы Мельде, и он так там и остался – защищать их и освещать путь.
Гидроклоп
Давным-давно, во времена Алого Сердца, один юноша влюбился в девушку и подарил ей своё самое дорогое сокровище – вечно цветущий цветок. Юноша обещал, что цветок никогда не погибнет – как и их любовь.
Но обещания, как и домики из снега, легко разрушить. Всего через несколько вёсен после женитьбы прекрасная жена прознала, что её муж влюблён в другую деву, румянец на щеках которой был алым, как закат.
Охваченная горем и ревностью, она забралась на самую высокую гору, что смогла найти, и выкрикнула единственное желание небесным богам: пусть мой муж никогда не сможет покинуть меня.
И её желание было исполнено.
На следующее утро, проснувшись, женщина обнаружила, что у неё нет ни рук, чтобы вытянуть над головой, ни пальцев, чтобы поправить волосы, которые постоянно лезли в лицо. Собственно, волос у неё тоже больше не было. Жена моргнула и поняла, что у неё теперь всего один большой глаз. Она открыла рот, чтобы закричать, но обнаружила, что может только шипеть…
Она навсегда оказалась привязана к мужу – их обоих превратили в змей, соединённых между собой. По голове на обоих концах.
Связанные вместе навеки.
Вот так появился первый гидроклоп[16].
6
Город Пафос
Едва ребята вышли из пещеры, фея улетела, выдрав у Мельды приличный клок чёрных волос.
– Ай! – крикнула та, потирая голову.
Ход, который вёл в пещеру с этой стороны гор, был таким маленьким, что им пришлось выползать наружу на животе. Тор обнаружил, что ступня уже двигается почти нормально – разве что несколько пальцев не до конца слушались. Энгль оказался прав насчёт сонливости, которую вызывает яд. Тору казалось, что он готов спать до тех пор, пока не закончится линия его жизни.
Они лежали несколько минут в тишине, глядя на солнце, которое, казалось, светило куда ярче, чем раньше. Город находился вдалеке, за совершенно плоской равниной.
Энгль было задремал, но Мельда тут же толкнула его ногой.
– Мы не будем спать, – сказала она, поднимаясь. – Идём. Надо найти всезнающего, пока не наступила ночь.
Город Пафос был искусственно разноцветным местом. В отличие от их деревни, которая могла похвастаться деревьями с листьями всех цветов радуги, морем сине́е, чем си́нее, и животными с цветным мехом, в городе вообще не было никакой природы – его полностью построили из камня, а жили в нём люди, носившие крашеную одежду и украшения из драгоценных камней.
Город отличался невероятной роскошью. Вместо того чтобы просто пользоваться эмблемами для поддержки жизни общества, жители Пафоса получали доход от своих даров, и из-за этого общественное положение жителей полностью зависело от редкости и полезности их эмблем. Экономика Пафоса была едва ли не единственной темой, которой Тор по-настоящему уделял внимание во время учёбы – и то в основном потому, что проходили её примерно в то же время, когда Энгль увидел на рынке в этом городе замороженного гнома.
На вершине городской иерархии находилась королева Аурелия, которая родилась с невероятно редким видом лидерской эмблемы – она была кукловодом. Её дар не вдохновлял других следовать за ней, а заставлял их это делать.
Тор слышал рассказы о королеве Аурелии, но ни одному из них нельзя было верить. Слова самих пафосцев трудно было принимать за чистую монету, потому что королева могла заставить их сказать то, что ей захочется. Впрочем, одно он знал точно: она была жестокой правительницей, которой никогда, даже в детстве, не приходилось подчиняться правилам. А на трон она взошла, когда ей было всего тринадцать.
Тем не менее, несмотря на многочисленные слухи об исчезновении приезжих, люди всё равно продолжали стекаться на рынки Пафоса. Базар был полон товаров, зачарованных с помощью эмблем. Они были просто потрясающими: музыкальные шкатулки, которые пели не хуже Розы; ножи, нарезающие лук так же виртуозно, как отец Тора туфли, надев которые владелец мог танцевать, словно учился этому всю жизнь. Энгль вернулся из поездки в Пафос со статуэткой гидроклопа, которая якобы синела при грозящей опасности, хотя проверить, настоящая ли она, было довольно трудно. Подделок тоже было в избытке.
– Жаль, что у меня с собой нет дублонов, – сказал Энгль. – Пригодилась бы ещё одна статуэтка. Моя, по-моему, сломана.
Тор удивлённо поднял брови.
– Энгль, ты вообще хоть раз был в опасности до сегодняшнего дня?
Тот моргнул.
– Если подумать, то нет. – Он засунул руку глубоко в карман и вытащил маленькую статуэтку змеи. – Хотя, пожалуй, это маленькое приключение – замечательная возможность проверить её в деле.
– Ты таскаешь эту штуку с собой повсюду? – спросила Мельда, недовольно сморщив нос.
Энгль пожал плечами.
– Иногда.
Они направились к огромным воротам Пафоса. Ворота были открыты, но у входа стояли несколько стражников, проверявших эмблемы. Тех, у кого были отметки, способные сопротивляться силе королевы, внутрь не пускали.
В груди Тора вдруг пышным цветом расцвело беспокойство. У него теперь вообще нет эмблемы. Только сейчас Тор понял, что он теперь пустышка.
А ещё, конечно, на нём висит проклятие.
В лучшем случае тёмные отметки на запястьях выглядят подозрительно. В худшем же…
Их могут посадить в тюрьму.
Тор направился к стражникам; у него сильно дрожали руки. Мельда изо всех сил пыталась скривить хмурое лицо хоть в какое-то подобие улыбки, а живот Энгля выбрал этот самый момент, чтобы зареветь, как разъярённый великан.
Мельда протянула руку и закатала рукав, но, когда уже настало время проверки, стражник зевнул.