В первую очередь, Мария Моисеевна, быстро и умело провела психологическую обработку всех сотрудников партии. Помощник начальника партии по административно-хозяйственной части Сергей Сергеевич Исаченко ничего не хотел, да и ничего не мог противопоставить такому опытному профессиональному хищнику-людоеду, как Мария Моисеевна Яровая. Тем более что, выбирая к какому «берегу» ему пристать, Исаченко вдруг начал вспоминать как часто Животов его разносил по работе, унижал и грозился при первой возможности даже выгнать из партии. Поэтому Исаченко, не долго колебался и сопротивлялся обработке со стороны «московской мадам из центра», как её за глаза прозвали работники партии. Для самой Марии Моисеевны психологическая работа с Исаченко не вызвала больших трудностей, скорее эта была даже не работа, а так – разминка.
Второго сотрудника – юношу техника Александра Малова, они обрабатывали уже вдвоем с Исаченко. Перевес сил был явно не в пользу молодого простого парня и он скоро сдался на милость победителей и согласился сотрудничать с «московской мадам». Он впервые в своей жизни пережил такое психологическое насилие над своей личностью и довольно продолжительное время ещё оставался от этого в полушоковом состоянии. Доведя обработку инженерно-технических кадров до необходимой ей кондиции, Мария Моисеевна посетила республиканский центр город Грозный, а в Грозном – заместителя наркома товарища Щетину. Визит носил на первый взгляд дружественный характер, но очень скоро перерос в официальный. От замнаркома Яровая потребовала оказать ей срочную помошь, как единственному коммунисту во всей Сернаводской геологоразведочной партии. Разговор был поставлен таким образом, что он – Щетина просто обязан помочь рядовому коммунисту – Марии Моисеевне Яровой в налаживании разваленной начальником партии Животовым работы.
– Сейчас такое тяжелое положение, что дорог каждый из нас. Каждый должен работать не покладая рук, с удвоенной и утроенной силой, и день и ночь. Все силы должны быть отданы победе над врагом, а партия должна стоять в авангарде Советского народа во всём, в любом деле, и в бою, и в труде! – провозглашала Мария Моисеевна лозунг за лозунгом в кабинете Щетины.
– В это тяжелейшее для страны время, начальник геолого-разведочной партии товарищ Животов, беспартийный, позволяет себе пьянствовать и развратничать и являясь здесь как бы сам себе начальником совершенно ни в чём себя не ограничивает. Я одна, сами понимаете, ничего не могу с ним поделать. Вы бы приехали и заслушали бы его отчет. Спросили бы, почему не выполняется план. Пусть отчитается.
Щетина хорошо знал и ценил работу Животова, поэтому он внимательно и подозрительно посмотрел на эту слишком активную и как он сразу понял, очень опасную особу. Будучи дальновидным и опытным в различных партийных подковёрных интригах, замнаркома сделал вид, что несколько удивлен услышанным. После небольшой театральной паузы, Щетина, приблизившись так, чтобы можно было лучше разглядеть глаза женщины, расплылся в широкой улыбке. В дальнейшем разговоре он одобрил основные, высказанные Яровой тезисы о роли коммунистической партии в трудные для страны времена и клятвенно пообещал на днях заехать к ним и помочь.
– Только, он нам не подчиняется и мы, как бы не можем давать ему прямые указания. Сейчас военное положение и из Москвы руководить трудно, – продолжала Мария Моисеевна. – А вы попробуйте от своего имени дать телеграмму в Москву и сразу же будет результат.
Щетина, имевший сам практику в обустройстве своей карьеры, наконец, сообразил и оценил по достоинству, предложенный Яровой план. Он также предчувствовал надвигающуюся бурю, которая могла бы и его не пощадить. Учитывая приближающуюся к Кавказу линию фронта и внутреннюю нестабильность в самом регионе, Щетина сделал для себя определённые выводы. Обстановка вокруг Грозного и окрестностей действительно была напряжённой до предела. Местные жители зачастую игнорировали всеобщую мобилизацию и уходили в горы. Все вокруг менялось на глазах, явно не в лучшую для Щетины сторону. Топливо, которое всегда поступало из Донбасса, теперь уже ждать оттуда не приходилось. Выход был. По докладным от Животова, следовало, что близ Серноводска можно приступить к добыче, столь необходимого в такое критическое время, топлива. Разработку этого месторождения интересно проводить своим – «правильным» начальником, который будет управляем и послушен в такое нестабильное и непредсказуемое время. В дальнейшем, в случае успеха, такого человека можно было поставить и директором шахты. Тем самым будет восстановлен уже было слегка покачнувшийся авторитет и самое важное, появится возможность обеспечить себя на черный день. Но, Животов, хоть и был хорошим специалистом, но не подходил на такую деликатную роль, сделал для себя вывод Щетина. Во всяком случае сделанные ему на этот счет неоднократные недвусмысленные намёки не принесли желаемой реакции. Хотя, уже только за одно утверждение его в Серноводскую партию, Животов должен был быть ему многим обязан. Иван же отделался только обычным, хотя и довольно дорогим, угощением в ресторане. Теперь Щетина решил воспользоваться ситуацией и нажать на Животова, вмешавшись в его работу с помощью «московской мадам».
– Хорошо, договорились, – утвердительно кивнул головой Щетина. – Мы к вам заедем, Мария Моисеевна, а вы в свою очередь, будьте готовы. Переговорите с остальными, чтобы они тоже подготовились. Ну, сами понимаете…
– Остальные, на его участке – ребята хорошие. Они тоже им не очень довольны, – заверила Яровая. – Придётся, правда, поработать с остальным коллективом.
– Как будете полностью готовы – жду вас ещё раз к себе, уточнить детали и наметить дату собрания. Я пока прозондирую почву в Москве, – заключил Щетина.
…В мае 1942-го года из Московского треста Животову вместо ожидаемого утвержденного проекта исполнительных работ, прислали план работ по разведке давно отвергнутых четырех объектов. Письмо пришло 20-го мая, а план был датирован 10-ым мартом. Животов интуитивно почувствовал происки врагов – сознательный подвох, в этой, с виду всего лишь канцелярской путанице.
«Им не утвердили изменения плана, поэтому они хотят всю ответственность свалить на меня. Мы, мол, не утверждали ему новых работ. Это он сам проводит несогласованные работы, по своей собственной инициативе, чтобы оправдать своё существование на курорте», – скрепя зубами, рассуждал Иван. Он все понял и был крайне взбешён. Он уже не предполагал возвращения к старым бесперспективным объектам никогда, а с него в приказном виде требовали выполнение плана именно по старым объектам. «Так что же это? Небрежность или сознательный целенаправленный бюрократизм и бюрократизм ли это, или нечто большее?» – гадал Иван.
По существующему положению, Животов не имел право производить затраты без утвержденного проекта и сметы. В таком случае, при наличии вины с его стороны, все расходы могли отнести за его счёт. Телеграфного распоряжения в таком случае недостаточно. Банк продолжал финансировать старый проект. Получалось, что вся ответственность за проведение новых работ ложилась на Ивана, а учитывая военное положение, это не сулило ему ничего жизнеутверждающего. Расходы же по партии производила Москва.
Животов решил немедленно написать письмо в довольно резких тонах, вылив таким образом, все накопившиеся эмоции по поводу перевода стрелок в его сторону. Получилось что-то вроде крика души. Вот что он написал управляющему трестом: