Итак, Петра фон Танненбаум стала фетишем для поклонников авангардного искусства, потому что она заново создала жанр стриптиза. Из вульгарного зрелища, жалкого выставления себя напоказ, обильно сдобренного нищетой и похотью, она сделала шикарный перформанс. Выступала она только в самых изысканных галереях, зрители туда допускались тоже только самые достойные, и в свете шести десятков прожекторов, создающих весьма причудливую подсветку, она показывала несколько невероятных картин, причем в начале выступления она была одета, а в конце — обнажалась, но не всякий раз: иначе все было бы слишком предсказуемо.
Пластика у Петры фон Танненбаум была королевская, и к тому, что ей даровала природа, она добавляла искусство человеческих рук. Ее макияж, волосы, ногти, даже атласная кожа, имевшая превосходный оттенок, — все казалось выписанным кистью гениального художника. Всегда и всюду ее окружала эта аура — как произведение искусства большого мастера. К тому же каждая сцена, которую она представляла, напоминала о какой-нибудь знаменитой картине или скульптуре, измененной самым шокирующим образом: так, Мона Лиза у нее оказывалась раздетой, а Ника Самофракийская поднимала руки.
— Слушай, Вим, Петра фон Танненбаум проведет в Брюсселе три месяца, ведь у нее в ближайшее время выступления в Антверпене, Генте, Амстердаме, Гааге и Кёльне. Только представь себе, как бы ты смотрелся с ней на европейской ярмарке в Маастрихте или Базеле!
Вим топнул ногой. Дефилировать перед коллегами, крупными галеристами, под ручку с живым шедевром — это будет высшая точка в его карьере. Он хлопнул себя по коленям: решение принято.
— Передай Петре фон Танненбаум, что я приглашаю ее завтра на ужин, чтобы в спокойной обстановке обсудить одно деловое предложение.
— Отлично.
— Думаешь, она поймет?
— Уверен, что поймет.
Вим и Кнуд радостно обнялись на прощание.
— А что ты будешь делать с Оксаной?
Удивленный, Вим бросил в его сторону взгляд, который означал: «Какой странный вопрос…»
Вим вернулся в галерею, принял несколько клиентов, полистал журналы, раздумывая, как лучше поступить. Расставался с женщинами он уже раз двадцать, но всегда расставание происходило естественным образом, из-за взаимной скуки, усталости, как в природе осенью расстаются с деревом опадающие листья. Но на этот раз расставание нужно было ускорить.
Стоит ли упомянуть как предлог бесцветность их интимных отношений? Почему бы не воспользоваться этой возможностью? В конце концов, это же правда и он тут пострадавшая сторона! Оксане ни к чему знать, что со всеми предыдущими партнершами секс для него был таким же безрадостным! Как говорит Кнуд, «неправильно говорить о мужчине, что он плох в постели, потому что плохо в постели бывает не одному человеку, а двоим вместе!». Просто нужно сымпровизировать! То же самое, что убеждать клиентов… Ведь у него отменное чутье, которое всегда его выручало.
К вечеру он заказал еду из лучшего в Брюсселе японского ресторана и предложил Оксане перекусить в гостиной, на диванчиках, включить музыку…
Оксана немного помедлила с задумчивым видом, потом воскликнула:
— Да, конечно, какая замечательная идея!
В очередной раз Вим задумался о том, что делается в голове у Оксаны в эти секунды промедления, — может, она переводит вопрос и подыскивает на него правильный ответ?
— Оксана, мне нужно сказать тебе что-то важное.
— Я уже знаю, Вим.
Она ответила спокойно и серьезно. Поглядела на него, откинула прядь волос и договорила:
— Ты любишь другую женщину.
— Но…
— Гораздо сильнее, чем меня. Впрочем, меня ты совсем не любишь. Ты думаешь о ней, когда ты со мной и даже когда мы…
И поскольку она не нашла подходящих слов, чтобы описать самые интимные моменты, она сделала рукой неопределенный жест, в результате которого абажур чуть не влепился в стену.