Из порядочности он не хотел ни лгать, ни замалчивать свою болезнь, и он говорил о ней, а это было все равно что объявить: «Я не могу быть твоим будущим, мы никогда не сможем обойтись без каучуковой преграды между нами, тебя будет мучить страх, и меня тоже, и я не смогу быть отцом твоих детей». Несколько раз ему приходилось обрывать любовные связи, начинавшиеся очень хорошо, и в итоге он стал отталкивать от себя девушек еще до того, как завязывались отношения. Оказалось, что для него все возможности упираются в невозможность. И в двадцать лет он отказался от мыслей о любви.
— Я никуда не гожусь. И жизнь моя никуда не годится. Теперь я даже не могу ничего начать.
— Вы влюблены?
Виктор поднял глаза, удивившись меткости этого вопроса. Да, он был влюблен в Оксану, не мог справиться с этим чувством, и они спали вместе уже несколько дней.
— И я каждую минуту спрашиваю себя, когда мне хватит смелости ее оставить.
— Перед этим все же расскажите ей о том, что вы инфицированы.
— Чего ради? Она уйдет. Я предпочитаю уйти первым.
— Из гордости?
— Чтобы меньше страдать. И я не хочу, чтобы на меня так смотрели.
— Как?
— Как на больного.
— В том, чтобы быть больным, нет ничего позорного. Точно так же, как нет никакой заслуги в хорошем здоровье. Если бы ваша мать была сегодня с нами, вы бы стали осуждать ее за то, что она подхватила вирус?
— Нет.
— Вы думаете, что ваша невеста будет винить вас за то, что вы, в свою очередь, получили этот вирус в материнской утробе?
— Согласен, «осуждать» — неподходящее слово. Но она уйдет.
— Откуда вы знаете?
— Из опыта.
— Вы говорите о прошлом, но ведь речь идет о будущем.
— Это одно и то же.
— Докажите мне это.
Виктор рот раскрыл от изумления. До сегодняшнего дня доктор Морен никогда не выходил в разговоре за рамки медицинских вопросов.
— Давайте. Докажите мне, что она не сможет оценить вас таким, какой вы есть. Докажите, что ваше хроническое заболевание немедленно сделает вас в ее глазах некрасивым, глупым, злым и никуда не годным. Докажите мне, что любви не существует.
Виктор выпрямился и стукнул кулаком по столу:
— Вас это забавляет? Говорить красивые фразы, демонстрировать благородные чувства! Вам весело, да?
Он развернулся к стене и стал лупить по ней ногами и ладонями, с каждым разом все злей, и никак не мог остановиться. Потом, выдохшись, с дрожащими от гнева губами, он повторил слова доктора:
— Докажите мне, что любви не существует! Чушь собачья! — заключил он. — Легко рассуждать, если вы сами не больны.
— Откуда вам это знать?
— Что?
— Что я не болен.
Этот ответ отрезвил Виктора. Он застыл с занесенной для удара рукой, зашатался, попробовал удержать равновесие и со стоном обрушился на смотровую кушетку:
— Какой придурок…
Врач подошел к нему и похлопал по плечу:
— Успокойтесь, я уже привык, что со мной разговаривают, как будто я окошечко в «страховом столе», а не живой человек. Будьте мужественны, Виктор. Расскажите обо всем женщине, которую вы любите.
Всю следующую неделю после этого разговора Виктор не мог последовать совету врача: рядом с Оксаной он пытался свыкнуться с мыслью, что когда-нибудь скажет ей. Иногда правда казалась ему смертным приговором, а в другие минуты — прелюдией к их счастью.
С тех пор как в кафе на площади Брюгмана их сразила любовь с первого взгляда, отношения Оксаны и Виктора развивались со страшной скоростью. Хотя манекенщица сохранила за собой номер в отеле, она не покидала квартиры студента и радостно делала все новые открытия.