А утром 23 февраля выручать пострадавшего Деда и его земляков с "губы" отправились несколько частей "стройбата". Обезумевшие от вседозволенности солдаты крушили казармы, избивали офицеров. Всех остановил какой-то молодой часовой, который охранял ворота комендатуры. Толпа уже захватила несколько грузовиков, и один из них направила на таран ворот оружейного склада. Чтобы идти дальше на Ленинск, стройбатовцам нужны были "калаши". Но паренек на посту не растерялся и ранил водителя из своего автомата. Это был ключевой момент стройбатовского бунта.
Деда и его карифанов на следующий день не только отпустили с губы, но еще и дали каждому отпуск. Отправили на вокзал и купили билеты домой. Разумеется, зачинщики бунта больше в армию никогда не вернулись.
Потом чекисты долго допрашивали всех солдат из их части. А когда все успокоилось, их "деды" как будто озверели. Карманова с его призывом подняли среди ночи, а потом долго избивали – сапогами и ремнями.
Почему он это сделал? Всегда смирный, и уже прошедший сквозь побои первого полугода в армии, он неожиданно ответил. Ударил пьяного Семенова прямо в его мерзкую морду. Они ведь оба – русские. Неужели не понятно, что сейчас совсем не время для тупой дедовщины между своими?
В этот момент он почему-то представил себе, как Дед поднял своих сородичей на бунт – и за ним ведь все пошли, один за другим. Может и его призыв сейчас вступиться за него? Тогда Карманову показалось, что время остановилось. Все вдруг обернулись к ним и застыли… А потом Карманова стали убивать: жестко, быстро, профессионально.
Он лежал как младенец – спрятав голову под левую руку. Ее и сломали. Но больше всего досталось ногам. Ходить с костылем он начал лишь месяц назад.
Если бы не медсестра и игрушки из систем, наверное, Карманов уже бы сошел с ума. А так – руки целый день заняты, а в голове – невероятные картинки из их с Анжелой совместной жизни. Здесь были и дети, и путешествия, и большой дом над Москвой-рекой…
Карманов все не мог решить, какую игрушку сделать своей Анжеле. Марик из соседнего терапевтического отделения как-то показал ему, как сплести большую золотую рыбку. И вот теперь, накопив достаточное количество использованных систем капельницы (большая часть была его личного «производства»), Карманов готовился к своей самой важной поделке.
В работе с системой очень важно было правильно соблюсти цветовые переходы. Красить эти трубочки йодом и зеленкой было совсем не просто – все руки были как медицинская радуга: цвета смешивались и превращались во что-то абсолютно кислотное.
Самая важная деталь для рыбки – яркий и прочный хвост. Дима скрупулезно выплетал аккуратную рыбью голову и аппетитное брюшко. Когда Анжела заходила в палату, Карманов тут же доставал поделку-«фальшивку»: коричневый чертик с безумными глазами лежал всегда рядом, чтобы можно было им прикрыться от внимательного взгляда медсестры.
Золотая рыбка должна была исполнить его самое заветное желание. Дима мечтал, чтобы Анжела его полюбила, а потом встречалась с ним в городе во время увольнительных. Придумать что-либо больше этой невероятной истории Карманов просто не мог.
– А ты прикинь, этот школьник Тарас трахнул ведь нашу Анжелу в ординаторской, – неожиданно сказал Арсен. – Перед тем, как его выписали, ночью я пошел в туалет и все видел. Баба, конечно, охрененная! Меня выписывают в понедельник, а у нее дежурство с воскресения. Буду пытаться, блядь…
Карманов повалился на кровать и отвернулся к окну. У него была самая удобная койка с отличным видом на больничный сквер. Потому что никто так долго в хирургии еще не лежал. Карманов успел поменять две палаты, и три койки. И теперь он мог как будто спокойно смотреть на падающие за окном листья. А руками под одеялом бешено рвать свою золотую рыбку – в клочья.
Драгоценность
Славка гордо нес отцовское ружье и вспоминал героев Фенимора Купера. Дома у него были две книжки со старыми картинками: читалось про индейцев трудно и нудно, но история про Зверобоя ему понравилась намного больше, чем «Последний из могикан».
Под ногами шелестела сухая желтая трава. Славик очень любил эти высокие травинки с пушистыми колосками, они были похожи на стрелы. Погибшие от них воины уже давным-давно сами превратились в траву, а стрелы все так же колыхались на ветру.
Единственный выходной за весь месяц. И они вместе с папой идут на охоту! Отъехали на мотоцикле недалеко от города. Здесь отец однажды видел зайцев. Их и решили добыть. Новицкий шел молча и улыбался. Сын вышагивал с его старым ружьем и был так похож на него, только выше уже на голову. Они шли вдоль берега, и от Сыр-Дарьи пахло тиной и рыбьей свежестью.
– Давай, Слава, здесь пристреляемся, – сказал Новицкий и поставил на песчаный камень две бутылки из-под «Буратино» – он нашел их по дороге.
Отошли метров за двадцать. Виктор Семенович взял ружье и показал сыну, как вставлять патрон и совмещать мушку с целью.
– Нацелься и замри, – говорил он, сзади помогая Славке держать ствол на весу. – Готов? Стреляй!
Славка в восторге замер и спустил курок. Выстрел прозвучал очень громко, ружье больно ударило его по плечу. Славик промазал, мало того – он не прижал приклад плотно к телу, и теперь от удара плечо казалось оторванным. Как будто он – плюшевый мишка, а его оторванная детьми лапа висит на нескольких ниточках.
– Ничего, научишься еще, – ободрил Новицкий, и вместе они пошли дальше.
Когда-то именно здесь стоял старый казахский аул. Они дошли до нескольких мазанок. Вместо заборов – солдатские кровати с сетками. По углам горы мусора, ветошь, обрывки старых журналов и газет, колючая проволока, куски кизяка.
Славка с Виктором Семеновичем зашел в один из домиков. Пахнет мочой и старостью. На глиняной стене надпись гвоздем AC/DC.
– Именно в таком домике и жил Виктор Цой со своей девушкой-наркоманкой, – сказал Славка. – Вот бы съездить в Алма-Ату и посмотреть все места, где снимали «Иглу»!..
Внезапно отец схватил его за воротник куртки и резко дернул.
– Ты чего, папа!
– Не дергайся, быстро снимай куртку.
Виктор Семенович был очень испуган, он вцепился в черную Славкину куртку, буквально выбросил его из нее и быстро выбежал на солнце.
– Что случилось-то?!– заорал пацан.
В пыльном дворике отец внимательно и молча просматривал каждый шов на его одежде. Он почти уже успокоился, как вдруг резко шарахнулся от нагрудного кармана.
– Смотри. Только осторожно.
Маленький черный паук с красными пятнышками сидел на черной куртке Славки. Он был почти не виден – абсолютно сливался в один траурный цвет.
– Каракурт, – сказал отец. – Он сел на тебя в доме. Это смерть.
Славик знал, что один укус этого симпатичного паучка мог убить лошадь. Раньше он никогда не видел каракуртов. Внешне этот паук был похож на изысканную драгоценность. По крайней мере, он не внушал дикого ужаса, в который приводили фаланги. Этих больших пауков часто можно было увидеть в подъездах домов Ленинска, особенно весной. В прошлом году самка фаланги стала вить гнездо над их квартирой – мама несколько раз прогоняла ее шваброй. Но паучиха возвращалась – как толстая хозяйка, которую непрошенные гости вздумали выгонять из дома. Когда открывалась дверь, она могла неожиданно спуститься сверху, зависнув в воздухе – ее паутину было невозможно разглядеть. И это было очень страшно.
А здесь – черный паучок внимательно оценил обстановку, быстро спрыгнул с куртки и направился в мусорный угол.
– Пошли домой, – предложил отец. – Зайцев что-то не видно. Да и поздно уже.
Красное солнце садилось за Сыр-Дарьей. Славка обернулся на заброшенный аул – он весь пылал как будто обожженный.