Через месяц я с волнением вышел из поезда на Белорусском вокзале в Москве и прямым ходом на электричке метро поехал к американскому посольству. Интервью мне было назначено на девять часов тридцать минут. У посольства я оказался ровно в семь часов утра. Увидев там у ворот одинокую женщину, я почему-то обрадовался, поскольку ещё раньше меня запугали огромной толпой людей, которые мечтали получить заветные визы. Я подошёл к женщине, улыбнулся и развёл руками.
– Однако, я ожидал другую ситуацию, а нас всего лишь двое.
Женщина тоже улыбнулась, но так, словно покрутила пальцем у виска.
– Ещё не утро.
К восьми часам утра вся улица перед зданием посольства гудела от его клиентов. Я был оттеснён от женщины, с которой перекинулся парой фраз, метров на сто. Глядя на море людей, в котором наравне со всеми стояли знаменитые артисты и деятели, я возгордился и успокоился. Отказ в получении визы мне уж не казался смертельным номером.
Несмотря на кажущуюся невозможность обслужить всех жаждущих попасть в мир иной, в девять тридцать, пройдя паспортный контроль, я оказался внутри огромного здания, где сдал на хранение мобильный телефон и все другие вещи, которые представляли опасность для человечества. А потом меня, как на конвейере, стали передавать от одного окошка к другому, где я что-то подписывал, уточнял. В одном из окошек у меня сняли отпечатки пальцев и запечатлели сетчатку глаза. Через час я оказался в святая святых – в зале ожидания непосредственно перед тремя окнами, за которыми находились вершители людских судеб – американские офицеры. Я наблюдал, как к окошкам робко подходили оцепеневшие люди, словно они шли на плаху, где им вот-вот должны были отрубить головы. После интервью многие «пациенты психиатрического заведения» возвращались с паспортами в руках и с бледными лицами. Это означало, что мечте их не суждено сбыться. Они уходили молча. Одна лишь женщина осмелилась истерично закричать: «Как вы посмели? Какое вы имеете право мне не открыть визу, в то время когда вы открыли её всем членам моей группы, которую я возглавляю? Я буду жаловаться!» Офицер ей ничего не ответил и пригласил следующего «пациента». Следующим был я. Я глубоко вздохнул, мысленно перекрестился, подошёл к окну и сказал:
– Хэлоу.
Рыжеволосый мужчина удивлённо посмотрел на меня.
– Ду ю спик инглиш?
Я смутился.
– Ноу, ай спик инглиш э литл.
– Гуд, цель вашей поездки?
– Туризм. Хочу посмотреть, как живёт американский народ, познакомиться с достопримечательностями страны, а потом об этом рассказать гражданам своей страны.
Офицер пристально продолжал меня рассматривать.
– Гуд. Сколько времени вы собираетесь провести в США?
– Около двух месяцев.
– Гуд, – офицер опустил голову и стал что-то ручкой чёркать в документах, в которых находились разные справки, подтверждающие моё намерение вернуться на родину. Потом рыжие глаза посмотрели на меня:
– Хорошо, ваша виза одобрена. Паспорт вы можете забрать через три дня в «Пони-экспресс».
Я в порыве волнения и испуга воскликнул:
– Сенкью вери, вери мач, – и поспешно отошёл от окна.
Потом уже, живя в США, я понял, что слова «ай спик инглиш э литл» с добавлением «ай эм фром раша» и «ай лайк США» магически действуют на американцев, которые, услышав эти фразы, сразу же становятся ещё доброжелательнее и готовы оказать тебе любую посильную помощь, и происходит это на фоне их фанатичного патриотизма к своей стране и великой гордости за неё, чего так не хватает нашему молодому поколению.
ПТИЧЬИ ГНЁЗДА
Я в самолёте «Боинг-777». Рейс Москва – Хьюстон. Высота полёта десять тысяч метров над уровнем моря. Скорость полёта 900 километров в час. Позади девять тысяч километров пути, который пролёг над Россией, странами Прибалтики, Балтийским морем, Скандинавскими странами, Великобританией, Атлантическим океаном, Гренландией, Канадой. И вот уже как полчаса я любуюсь с высоты безоблачными Штатами. Мою душу переполняет восторг. Я не могу поверить, что мои ноги вот-вот пойдут по земле, которая казалась недоступной для простого белорусского мужика. Восторг в душу добавляли предусмотрительные, постоянно улыбающиеся стюардессы-сингапурочки, которые что-то постоянно предлагали из закусок, фруктов, спиртных напитков, соков. И я, конечно, впервые дорвавшись до такого сервиса, ни разу милым девушкам не отказал. А поэтому они с ещё большим рвением предлагали мне всё, что у них было в наличии.
Но вот поступила команда открыть шторки на окнах, убрать всё лишнее из-под ног, пристегнуться и приготовиться к посадке. Через полчаса щёлкнули шасси, а потом произошло еле заметное их касание с землёй. Все с облегчением вздохнули, и салон загудел английскими звуками, из которых я мог перевести лишь «спасибо», «пожалуйста» и «всё в порядке», из-за чего я лишний раз упрекнул себя за легкомыслие в молодые годы.
Через некоторое время, успешно пройдя паспортный контроль, где я сказал офицеру заученную фразу «ай спик инглиш э литл», «май дотэр ливз хиер», что означает «я говорю по-английски мало», «моя дочь живёт здесь», я отправился за багажом, где на контрольном пункте меня поджидал первый сюрприз. За какие-то грехи меня отправили на ручной досмотр. Там чёрная улыбающаяся женщина, прежде чем проверить содержимое чемодана, поинтересовалась, что в нём находится. Я, как мог, сказал: книги, подарки, одежда. Женщина мило улыбнулась и попросила чемодан поставить на конвейерную ленту, а потом, пригласив меня к телевизору, спросила, что за странные предметы я перевожу. Предметы я узнал сразу и радостно закричал: «Это эпл, эпл!» (То есть яблоки). Таможенный офицер улыбнулась, открыла чемодан, достала оттуда десять яблок, завёрнутых в газету, и выбросила их в мусорный бак. Мне ничего не оставалось, как мило улыбнуться и сказать «спасибо, я очень рад этому». Мне также хотелось объяснить милой американке, что эти яблоки я вырастил в собственном саду и вёз их дочери, чтобы ими похвастаться, но я в очередной раз сожалел, что «ай спик инглиш э литл».
В то время пока я приводил чемодан в порядок, другой офицер проверял багаж вьетнамца, и что-то там ему не понравилось, поскольку он вызвал подкрепление. Через пару минут пришёл сотрудник таможни и, осмотрев подозрительные вещи, увёл вьетнамца куда-то для дальнейшего разбирательства. Из речи таможенников я лишь понял одно слово «птицы».
А потом я оказался в объятиях дочери и, сидя уже в её машине, восторгался необычными, чужими пейзажами, домами, дорогами с запутанными мостами, развязками, в которых, казалось бы, простому смертному никогда не разобраться. Я ехал и от избытка чувств на американский манер произносил «вау, вау, вау!», что означало «вот это да!» Когда я рассказал дочери о яблоках и вьетнамце, то она очень серьёзно на меня посмотрела и сказала, чтобы я больше такого не делал, поскольку яблоки – это контрабанда с вытекающими отсюда всеми последствиями, а для вьетнамца такие последствия, очевидно, уже наступают. Ведь он незаконно, по всей видимости, привёз в США гнёзда птиц саланган семейства стрижиных. Эти гнёзда рестораны принимают по тысяче долларов за фунт, а порция супа из них стоит сто зелёных. Дочка похвасталась, что пробовала этот кисель из слюны. Теперь я уже посмотрел на дочь и сказал «вау».
После месяца пребывания на американской земле восторг у меня начал проходить. Мне было пятьдесят пять лет. Дочка подала на меня документы для получения грин-карты в связи с воссоединением семьи. Процесс этот обычно занимает год, но меня не прельщало сидеть всё это время без дела и смотреть в окно на пустынный город, где за день, бывает, не увидишь ни одного человека, поскольку все жители Хьюстона находятся или на работе, или в машинах, или в школах, или дома, но только не на улицах в качестве пешеходов или пассажиров общественного транспорта, который курсирует лишь в самом центре города. Я сделал вывод, что Хьюстон – это город без души, поскольку по его улицам не бродят, не снуют люди. И мне стало интересно: что же это за населённый пункт? Из достоверных источников я узнал, что Хьюстон является энергетической столицей мира, крупнейшим международным портом. Важнейшими объектами города с населением почти в семь миллионов человек являются космический центр и крупнейший в мире Техасский медицинский центр, есть также в сити и памятник Юрию Гагарину. Ознакомившись с этим и другим, я понял, что без машины и американских водительских прав в этом конгломерате делать нечего.