Он почти не сомневался, что если она и не
абсолютный миф, то, уж во всяком случае, не питает к племяннице особенно горячих чувств, однако недовольство, породившее эту выдумку, и опрометчивые выходки, к которым оно
могло привести, были в достаточной мере реальными.
Вдруг Сюзи сделает что нибудь непоправимое? Кларенс был бы рад узнать, известно ли что нибудь Мэри Роджерс. Но его щепетильные понятия о лояльности не позволяли ему
обсуждать с Мэри секреты ее подруги, хотя ему иногда и чудилось, что темные глаза Мэри останавливаются на нем с многозначительным и печальным выражением. Однако он был
далек от истины: источником этих романтичных взглядов было глубокое убеждение Мэри, что Сюзи вовсе не достойна его любви. Однажды утром вакеро, привозивший почту из Санта
Инес, вернулся на ранчо раньше обычного и, таким образом, опередил девушек, которые до сих пор обязательно встречали его у садовой ограды. На этот раз сумка с почтой была
вручена миссис Пейтон в присутствии всех остальных, и девушки тревожно переглянулись. Затем Мэри, словно поддавшись детскому нетерпению, шаловливо схватила сумку, раскрыла
ее и заглянула внутрь.
– Только три письма для вас, – сказала она, передавая Кларенсу три конверта и бросая на него выразительный взгляд, которого он не понял. – А нам с Сюзи – ничего.
– Но как же… – начал было простодушный Кларенс, увидев, что одно из писем адресовано Сюзи. – Вот это…
Сильный щипок за локоть, который находился ближе к Мэри, заставил его умолкнуть, и он поспешно сунул конверты в карман.
– Разве вы не поняли, что Сюзи не хочет, чтобы ее мама видела это письмо? – с досадой спросила Мэри, едва они остались наедине.
– Нет, – коротко ответил Кларенс, протягивая ей злополучное послание.
Мэри взяла его и повертела в пальцах.
– Почерк на конверте мужской, – сказала она, словно невзначай.
– Я не заметил, – отозвался Кларенс с несокрушимой наивностью. – Но, возможно, вы и правы.
– И вы отдаете его мне для Сюзи и вам нисколько не интересно, от кого оно?
– Нет, – улыбнувшись и широко открыв свои большие глаза, сказал Кларенс виноватым тоном.
– Ну уж! – воскликнула юная барышня, испустив вздох меланхолического изумления. – Вы… вы… право же, другого и не скажешь! – И с этим загадочным высказыванием, которое ей
самой, по видимому, было совершенно ясно, она удалилась. Она не имела ни малейшего представления, от кого было письмо, и знала только, что Сюзи не хочет, чтобы оно попало
в посторонние руки.
Этот эпизод оставил Кларенса равнодушным, хотя отнюдь не рассеял того беспокойства, которое внушала ему теперь подруга детства. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что
причина его тревоги – она сама, что именно она оказалась единственным диссонансом в той аркадийской гармонии, которая рисовалась его воображению столь сладостной. В тех
своих мечтах он опасался только миссис Пейтон – миссис Пейтон, чье кроткое общество теперь дарило ему лишь бодрость и спокойствие. Она была достойна любой жертвы, которую
он мог бы ей принести. Последние два три дня он видел ее редко, хотя она по прежнему встречала его ласковой улыбкой. Бедный Кларенс даже не подозревал, что миссис Пейтон,
подметив в поведении барышень и его собственном некоторые неопровержимые признаки и доказательства, сочла его неопасным и прекратила наблюдение за ним и что к тому же она
смирилась с равнодушием Сюзи, которое, по видимому, распространялось на всех, и поэтому ее больше не мучила ревность.
Оставшись днем в одиночестве и скучая, молодой человек вышел из патио по длинному сводчатому проходу через задние ворота дома.