– Участвовать или нет – решаешь ты. Но помни: можно заработать деньги и получить уроки. От первых ты вправе отказаться, от последних – нет.
Герцогиня отложила в сторону календарь и встала. Из соседней буфетной появился Эли, ему было поручено разнести записки. В разных концах Имперского города мужчины ждали вестей из Киприан-хауса.
Покончив с делами, Герцогиня принялась теребить свои рельефно выступавшие соски, щипала их и тянула. Делала она это рассеянно, как другие вертят большими пальцами. Ее зрачки обратились в жабьи, потом приняли прежнюю форму, она встряхнулась и заговорила:
– Ну вот, на вечерней прогулке я буду не одна, а с двумя спутницами, с моей Адалин и моей Генриеттой. Отлично.
Прошелестев шелками, она вышла из комнаты.
– Что за прогулка? – спросила я Адалин. – По улице?
– Нет-нет. – Ее было не отличить от фарфоровой куклы. – Мы гуляем по дому. Гуляем и наблюдаем. Пошли, – добавила она. – Я покажу.
Рука об руку мы проворно спустились в кухню, а оттуда, по другой лестнице, поднялись в сумрачное помещение – тайную комнату Киприан-хауса.
35
Гостиная: место, где расплачиваются
Киприан-хаус – посвященный, собственно говоря, острову Кипр, где правила Афродита, – был переделан для нужд Герцогини, а также для удобств его насельниц, ведьм, присланных, все как одна, старшими ведьмами – обычно их мистическими сестрами; ученичество имело целью завершить их образование – ведовское, светское и прочее.
Каждой ведьме (желательное общее число – семь) Герцогиня отводила по две комнаты; для прочих (таких, как автор настоящего дневника) имелось достаточно места в отдельном домике, построенном несколько лет назад. К 1824 году у Герцогини – чье высокое положение досталось ей как бы по изначальному праву, отсюда и ее прозвище, – скопилось достаточно средств, чтобы купить за три тысячи долларов этот дом. «Куча денег», – заметила Герцогиня, которая никогда не стеснялась разговоров о финансовых вопросах.
Четыре кирпичных этажа на северной стороне Леонард-стрит (если мой внутренний компас меня не обманывает) между церковью и капеллой, удачно расположенных среди богатых особняков и очагов культуры. Благодаря выгодному расположению Киприан-хаус и прочие публичные дома Пятого района резко контрастировали с жуткими клоаками на Файв-Пойнтс или Бауэри.
В самом деле, дом Герцогини отличался порядком и приватной атмосферой. Попасть туда можно было только по предварительной договоренности. Секрет его обитательниц, разумеется, никому не разглашался. Но все знали, что женщины из Киприан-хауса ухоженны, счастливы и принадлежат к «шлюхам высшего пошиба», как кто-то однажды при мне выразился. А Герцогиня (никто не звал ее Линор, хотя многим она была знакома по прежним дням, проведенным в том же районе, но в других местах), она заработала себе репутацию, как нельзя лучше способствующую процветанию женщины данной профессии. Ее знали, уважали, в ней нуждались, перед ней трепетали… Да, ее боялись. Однажды, когда Линор была совсем молода, какой-то клиент позволил себе грубость, и в ответ она угостила его виски из фляжки, которую постоянно держала под рукой; отхлебнув, он с ужасом убедился, что спиртное смешано с серной кислотой, и тут же получил дополнительную порцию – в глаза. И все же этот человек (он едва не ослеп, но обратиться к закону не решился) взмолился о прощении, более того – о новой встрече. Линор согласилась, но за тройную плату.
К своему дому на Леонард-стрит Герцогиня добавила впоследствии соседнюю недвижимость, расположенную восточнее и имевшую с ним общую стену. Эти два особняка, зеркально симметричные в плане, каждый с участком, простиравшимся на шестьдесят футов к северу (ко времени моего появления они превратились в сад с беседками и греческими статуями), Герцогиня соединила в один; этим объяснялись необычная величина вестибюля и наличие двух лестниц.