Вернувшись с банного мероприятия домой довольно поздно, домашние все давно спали, Михаил Кириллович испытал вдруг сильную жажду, отягощенную адской сухостью во рту. На кухне он, пребывая в слегка взвешенном, полусонном и эйфорическом состоянии, схватил с раковины стакан с, как он почему-то думал, водой и, не ожидая подвоха, сделал большой глоток. Он ошибся. Подвох имелся, и не маленький, и заключался в том, что в стакане была вовсе не вода, а раствор аккумуляторной кислоты, которую полковнику принесли намедни, чтобы в воскресенье, которое, похоже, уже наступило, прочистить ею от накипи теплообменник газовой колонки, о чем полковник совершенно забыл. Кислота обожгла горло, но дальше не прошла, потому что была немедленно извергнута обратно в раковину, как и содержимое плотно набитого желудка. Горло Дахно тут же прополоскал водой из под крана, однако это помогло лишь отчасти – голосовые связки уже были обожжены кислотой. Не исцелил связок и принятый внутрь по горячим следам, в терапевтических и антисептических целях, стакан спирта, характерная дребезжащая хрипота голоса осталась и стала своеобразным фирменным знаком полковника Дахно. А у личного состава он заслуженно получил почетное прозвище Хрипатый.
– Так, что дальше?
– А что дальше? Дальше забрались на крышу, но там уже никого не было. Похититель по внешней лестнице спустился на нижний уровень и через открытую дверь вошел в штаб. Срочно организованные розыскные мероприятия результата пока не дали, никто посторонний в штабе замечен не был.
– Вы хотите сказать, что кто-то из своих? Предательство?
Раужев только пожал плечами.
– Что пропало? Из того, что вы уже обнаружили?
– «Маргаритка» исчезла. Это БШД, блок шифрования данных…
– Я в курсе, что это такое! Что еще?
– Проникновение в компьютер, в базу данных…
– Час от часу не легче! Что скопировали?
– Навскидку – все. Шифры, пароли, частоты… Позывные… Состав сил и средств…
– Но ведь это же чертова куча данных! Разве нет?
– По объему не много, скачать можно быстро. Если знать, где и что…
– А преступник, надо полагать, знал? Так… Трибунал… Точно вам говорю, всех нас ждет трибунал. Вас, господа офицеры, он точно ждет. Особый отдел?
– Уже работаем, – откликнулся неприметный подполковник у него за спиной.
– Хорошо. В смысле, хоть это… А что у нас с окном? С окнами? Помещение режимное, почему на окнах нет решеток?
– По правилам пожарной безопасности решетки ставятся не выше второго этажа.
– А вот были бы здесь решетки, никто бы и не залез.
Раужев развел руками:
– Так и так не должен был. Стекла бронированные, открывается только это, единственное, причем там на нем, на защелке, датчик инфракрасный стоит, срабатывает только при пожарной тревоге или от пульта. Пульт у меня в сейфе.
– Покажите.
Лукьяныч открыл сейф и достал из него пульт, по форме похожий на телевизионный, только с тремя кнопками.
– Вот он, на месте.
– Так. Ничего не понимаю. Как же ему удалось открыть окно?
– Неизвестно, – Лукьяныч снова пожал плечами. – Я не знаю, правда. Возможно, датчик можно заставить сработать, облучая его снаружи. Но как это сделать? Каким устройством? Какими лучами облучать? Мы не знаем. Вот от этого пульта оттуда он не сработает.
– Проверяли?
– Мы нет. Но при установке системы проверяли. Кажется. Да здесь такой слабый луч, что сквозь лист бумаги не пробивает.
Дахно оттянул галстук и повертел шеей, ему явно стало трудно дышать.
– А что у нас с режимом? – проскрежетал он, будто пружина.
– За режим подполковник Дукшта-Дукшица отвечает. Захарий Львович…
– Из германских, что ли? – полюбопытствовал Хрипатый у подполковника.
– Из прибалтийских, – разъяснил тот. – А что вам не нравится, товарищ полковник?
– Да все мне нравится, я в восторге. Просто хотел спросить.
– Не надо просто спрашивать! В личном деле есть.
– Ну, вы мне тут не указывайте, что надо, что не надо, товарищ подполковник! Сам разберусь! Докладывайте, что у вас с режимом!
– С режимом у нас все в порядке, товарищ полковник. Согласно инструкции действуем. Уходя закрыли дверь на ключ и опечатали, вот со старшим лейтенантом Хостичем, два человека, как положено, согласно приказу. Пришли – печать цела, дверь закрыта. Никаких замечаний. Открыли, как обычно, а тут – окно, канат… Сразу поняли, что что-то не так.
– Сообразительные!
– Да уж, какие есть!
– Такие и есть, я говорю!
– Хорошо, товарищ полковник.
– Что, хорошо? Что тут вообще, хорошего? Может, вам еще медаль дать за то, что произошло?
– Давайте медаль, если заслужил!
– Ты, подполковник, такую медаль заслужил, что шея сломается ее таскать!
– Ответственности не боюсь, только скажите, в чем моя вина?
– Захарий, перестань залупаться, – вклинился в разговор Раужев.
– А я не залупаюсь!
– Залупаешься, тебе говорят.
– Я могу и уйти…
– Стоять! Что значит, могу! Что значит – уйти? Куда уйти? Сейчас в камеру пойдете, подполковник. Остыть и подумать! Потому что совсем не лучшее время выбрали для залупания. Всем сейчас тяжело, стойте и терпите, молча. Он всегда у вас такой, задиристый, или только по обстоятельствам?
Лукьянович пожал плечами, получилось не убедительно, жест трактовался двояко, и так, и эдак. Дукшта-Дукшица побледнел, и губы его мелко задрожали, видимо, готовы были сорваться с них некие слова, которые бы и расставили все точки над всеми «И», но тут, прервав перепалку, вошел дежурный по части.
– Разрешите? Нашли, товарищ полковник.
– Что нашли? – Дахно всем плотным телом, по-волчьи, повернулся к вошедшему.
– Пути отхода нашли. То есть, каким образом преступник ушел отсюда, так, что никто его не видел.
– И как же?
– Через подвал, товарищ полковник. Мы обыскали весь штаб, и в подвале нашли открытую дверь. Рядом с сауной, там…
Михаил Кириллович крякнул, гася внезапные воспоминания, закашлялся.
– Что там за дверь еще?
– Подземный ход, товарищ полковник.
– Я знаю про подземный ход. Это запасный выход, для экстренной эвакуации личного состава штаба в случае необходимости. Но почему открытый? Должен запираться. Вы проверяли, при смене?
– Так точно, всегда проверяем. Дверь была закрыта на запор и опечатана. Теперь открыта, а печать рядом на полу валяется.
– А тот, другой выход? В лесу? Вы прошли до конца?
– Так точно. Он тоже открыт…
Дахно снова завертел шеей, ослабляя воротник. Дышать ему становилось все трудней, лицо сделалось цвета вареной свеклы.
– Это что же получается? Что мы имеем? – он принялся перечислять известные факты. – Преступник, будем называть вещи своими именами, по веревке с крыши проник в режимное помещение штаба и похитил секретный блок и такую же секретную информацию. При этом очевидно, что он отлично знал, что ему нужно, и где что находится. Более того, вломился он сюда через то единственное окно, через которое это можно сделать. И он знал, как его открыть, подготовился! Выбрал краткий момент, подчеркиваю, краткий момент, когда в помещении никого не было, действуя быстро и четко, как и мы все действовать должны, совершил свое преступление. Затем, не встретив фактических препятствий, ушел тем же форточным путем. После чего незамеченным спустился в подвал, откуда через мало кому известный подземный ход вышел в лес. И был таков. Кстати, собаку по следу не пускали?
Неприметный подполковник наклонил голову.
– И что?
Отрицательный жест.
– Понятно… В общем, как, какими красками не рисуй эту картину, а получается, что это кто-то из вас, господа. Первое, что на ум приходит. Ну, кто еще мог все знать и так ловко все обставить? Только кто-то из вас, из личного состава КП. А у вас здесь офицерский коллектив, правильно? Все офицеры, на сколько я помню, в чинах не ниже капитана. Старшего лейтенанта, хорошо, пусть старшего лейтенанта. Что это меняет? Сколько всего людей получается? Здесь шесть, плюс…
– Ночные смены, еще шесть.