— Пора наконец перейти к делу. Говори же, я слушаю!
— Все очень серьезно, — спокойно сказал Абст. — Вылечить Бретмюллера невозможно, это так. Однако мне удается возвращать ему разум. Он приходит в себя на очень короткое время. Затем срок истекает — он впадает в буйство, подобное тому, что вы наблюдали недавно. Еще через час больной превращается в безгласное и бесчувственное существо — он лежит пластом, не в силах шевельнуть мизинцем.
— И в этой папке беседа с ним?
— Беседы, — поправил Абст.
— Но как ты добился такого результата?
— Лавры принадлежат не мне. — Абст повел плечом. — Вы слышали о Вильгельме Лоренце?
— Он военный?
— Врач‑психиатр.
— Нет, не припомню.
— Быть может, вам что‑нибудь скажет такое имя: Манфред Закель? Напрягите свою память, шеф.
— Тоже врач?
— Да, врач. И тот и другой — немцы. Первый живет в Америке, второй имеет клинику в Берлине. Начинали они. Я же только развил их идеи и кое‑что додумал… Простите, шеф, быть может, вы отдохнете, и мы позже продолжим наш разговор?
— Нет, говори сейчас.
— Хорошо. Так вот, Лоренц и Закель применяли цианистый натрий, инсулин и некоторые другие препараты. Воздействуя ими на пораженные недугом клетки головного мозга пациентов, оба врача добивались успеха даже в весьма тяжелых случаях. Но и они были бессильны против определенных форм безумия. Особенно если пораженными оказывались участки мозга близ таламуса.
— Таламус?
— Загадочный бугорок в центральной части мозга человека. О нем известно далеко не все. Во всяком случае, мне… Один из многочисленных секретов мозга, не раскрытых по сию пору.
— Продолжай, Артур, я внимательно слушаю.
— Так вот, в этих случаях обычные препараты не давали эффекта. Более того, применение их приводило к тому, что в клетках мозга начинался процесс разрушения. В большинстве необратимый. Именно такой болезнью, точнее, формой болезни и страдает Ханно Бретмюллер. К сожалению, он слишком поздно поступил ко мне в лабораторию. Верьте, я сделал все, что в человеческих силах, чтобы хоть сколько‑нибудь…
Канарис нетерпеливо шевельнул плечом.
— Он погибнет?
— Да.
— А как же это? — Канарис показал на желтую папку. — Ведь тебе кое‑что удалось!
— К Бретмюллеру несколько раз, и притом ненадолго, возвращалось сознание. Это единственное, чего я добился. Сперва он пришел в себя на пятьдесят минут, затем минут на сорок, на полчаса: при повторных инъекциях препарат действует все слабее. Я вынужден увеличивать дозу. А это нельзя делать бесконечно — в составе препарата сильный яд.
— Короче говоря?..
— Короче, теперь я могу ввести его больному последний раз.
— В моем присутствии!?
— Да.
— Сегодня?
Абст кивнул.
— А потом?
— Он, вероятно, погибнет.
— И тоже сегодня?
— Видимо, да.
— Зачем же его тревожить? Не лучше ли, чтобы все произошло само собой? Черт возьми, Артур, он заслужил право умереть своей смертью!
— Сперва прочитайте это. — Абст указал глазами на желтую папку. — Прочитайте и будете решать.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
СОДЕРЖИМОЕ ЖЕЛТОЙ ПАПКИ
8 февраля 1939 года.
Первая группа инъекций.
Время — 14 часов 07 минут.
Больной лежит неподвижно, лицом вниз.
14 часов 14 минут.