– Дааа?
– Мне кажется, я что-то услышала, – позвала Лулу. – Можешь, пожалуйста, ещё раз проверить заднюю дверь?
– Всё заперто на все замки, солнышко. Здесь только мы с Элоизой, а тебе пора спать.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
– И снаружи никого, кто может сюда войти?
– И снаружи никого, кто может сюда войти!
– Ладно… Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, милая!
Герда устало посмотрела на Элоизу. Она закатила глаза и изобразила, что душит себя. Затем подняла винный бокал и чокнулась с Элоизой.
Элоиза поймала себя на том, что сделала два глотка прежде, чем отняла бокал от губ. Долю секунды она думала, стоит ли ей вообще пить алкоголь, и решила подлить ещё.
– Спокойной ночииии! – снова крикнула Лулу.
– Спокойной ночи, Лулу! Хватит уже, должен же быть какой-то покой! – Герда посмотрела на Элоизу и прошептала: – My god[17], ну что ты будешь делать… Спи уже, ребёнок!
– Неудивительно, что она не может уснуть после всего, что сегодня случилось.
– Она не из-за этого, – покачала головой Герда, – во всяком случае, не только из-за этого. Это длится уже не первую неделю. Не знаю, с чего это. Она внезапно начала всего бояться.
– Они с Лукасом дружат?
– Нет, он же немного постарше, хотя он из их дружественного класса.
– Что это значит?
– Когда дети поступают в подготовительный класс, их ставят в пару с классом на пару лет старше, чтобы самые младшие ученики знакомились с более взрослыми. Таким образом, у них есть к кому обратиться за помощью в стенах школы. Это неплохая придумка, у класса Лулу раз в месяц были общие уроки с третьим классом эти полтора года. Но не думаю, что Лукас Бьерре произвел на неё сильное впечатление. Сейчас она больше увлечена мальчиком из пятого, его зовут Тристан, и он играет в баскетбол.
– Значит, ты не о Лукасе рассказывала мне недавно? О мальчике, который вел себя агрессивно и сорвал урок?
– Нет, это был Токе, он из того же класса. Каждый раз он устраивает цирк, а руководство твердит, что ничего не может сделать. Сейчас в классе поставили перегородку, которая отделяет его от других учеников, чтобы он их не видел. Это же абсурд!
Элоиза приподняла одну бровь:
– Перегородку? Как это?
– Самую, блин, настоящую перегородку! Старомодную такую ширму, за которыми раньше переодевались. Идея, видимо, в том, чтобы во время уроков в классе был порядок, однако, как только наступает перемена, он начинает бить других детей, сталкивает их с лестницы, толкается. – Герда покачала головой. – Добро пожаловать в школу двадцать первого века, где во главе угла – решение конфликтов и инклюзивное образование.
– Но от ширмы же нет толку.
– Да неужели.
– Ни для этого Токе, ни для остальных детей.
– Снова в точку.
– Он серьёзно сталкивает детей с лестницы?
Герда кивнула и потянулась за бутылкой.
– В прошлом году он пытался задушить Лулу.
– Не может быть!
– Да, это маленький мерзавец, но всё дело в его вечно отсутствующих родителях. Они попросту его испортили. Лукас, напротив… – Герда указала на телевизор и вздохнула. – Он всегда такой милый, как ни встретишь его. И вежливый. В этом возрасте редкие дети бывают вежливыми. Как же это ужасно, Йенс и Фия, наверно, умирают от страха.
Элоиза кивнула и задумалась, каково это. Предельная концентрация страха и беспомощности. Хуже не придумаешь.
Герда наблюдала за ней краем глаза:
– Мне показалось, ты сказала своему другу из полиции, что была сегодня у Йенса?
Элоиза подняла глаза:
– Что, прости?
– Ты сегодня была у врача?
Элоиза кивнула.
– По какому поводу?
Элоиза пожала плечами:
– Да ничего особенного. Мне просто не по себе последнее время. Такой дискомфорт в груди, я подумала, может, это стресс и что-то такое.
– Стресс?
– Ну ты знаешь… Работа, смерть папы и прочее… Может быть, я переработала и теперь это выражается в стрессе.
– Но ты могла бы поговорить об этом со мной.
– Да, могла, конечно… – Элоиза обезоруживающе улыбнулась. Она не привыкла врать Герде, и слова, которые она произносила, отдавали горечью. – В общем, Йенс Бьерре предложил сдать анализы на обмен веществ. Сказал, что причиной беспокойства может быть плохой метаболизм.
– Хм… – сказала Герда, испытующе глядя на Элоизу. – И что, получилось?
– Что?
– Проверить обмен веществ?
– Нет, позвонили из школы и… – Элоиза показала на экран, – мне пришлось уехать…
Герда вновь посмотрела в телевизор и вздохнула.
– Они же обязательно скоро найдут его?! Больше ужасов я сегодня уже не вынесу. По идее всё подобное заканчивается, когда я выхожу из казарм. Обычно школа – это место, где жизнь имеет смысл, а сейчас…
Она откинула назад голову и закрыла глаза.
– Выдался тяжёлый день на работе?
– Угу.
– Я пару раз пыталась тебе дозвониться.
Герда открыла глаза и поднялась.
– Да, я видела, но была просто жутко занята.
– В казармах?
Герда запустила руку в свои длинные тёмные волосы.
– Нет, большую часть дня я провела в Национальной больнице.
– Да? – Элоиза склонилась вперёд, сидя на подоконнике. – Почему?
– Один из моих пациентов сейчас лежит там. В отвратительном состоянии.
– А что с ним?
– Он долгое время борется с ПТСР, но его снова и снова посылают на задания. Он вернулся со спецоперации вчера вечером и уснул на диване у себя в гостиной поздно вечером.
Герда прислонилась к дверному косяку и засунула руки в карманы потёртых джинсов.
– А потом получилось так, что он проснулся посреди ночи, не понимая в темноте, где он и который сейчас час, и увидел красную лампочку на телевизоре. Инстинкт сработал быстрее мысли – он решил, что это прицел снайперской винтовки и он на мушке.
Элоиза подняла брови:
– Огооо…
– Так часто бывает с военными, – кивнула Герда, – они всегда начеку и готовы к бою. Поэтому наш солдат видит нечто знакомое и делает выводы на уровне рефлексов. Но проблема в том, что если идти на поводу у рефлексов, дважды два не всегда даёт четыре. Не успев даже собраться с мыслями, что к чему, он берёт ноги в руки и бросается в окно.
Элоиза в ужасе закрыла рот рукой.
– Пожалуйста, скажи, что он живёт на первом этаже!
– На четвёртом.
– Боже милостивый!
– Да, – кивнула Герда, – к счастью, он приземлился на траву, но у него перелом обеих бедренных костей и глубокое рассечение на правой подмышке от оконного стекла. И это человек, который принимал участие в военных действиях я не знаю сколько раз. В него стреляли, он стрелял. Он видел, как нескольких его товарищей разорвало на кусочки, но самого его максимум чиркнуло слегка по голове. Да он офигительно крепкий орешек! И вот однажды он так испугался собственного телевизора, что выпрыгнул с четвёртого этажа. Телевизора! Говорю тебе, этот ПТСР – та ещё дрянь!
– Именно поэтому я и собираюсь написать о нём, – кивнула Элоиза. – О военных травмах. Запоздалых реакциях. Как ты считаешь, он захочет поучаствовать в написании статьи?
Губы Герды тронула улыбка.
– И рассказать о своём пируэте из окна? Едва ли.
– А ты? Поучаствуешь?
– Ты же прекрасно знаешь, что я не имею права рассказывать об этих вещах на публику.
– Да, но ты можешь рассказать о ПТСР в целом как эксперт.
Герда пожала плечами в знак согласия.
– Мне кажется, что некоторые другие мои пациенты, возможно, захотят с тобой поговорить. Или их родственники. Это такая зараза, что затрагивает всю семью.
– Ты не против, если я загляну на днях в казармы?
Герда зевнула и взглянула на наручные часы. Потом кивнула:
– Само собой. Заходи. А сейчас мне уже срочно надо лечь спать, устала до смерти. Ты домой или ляжешь здесь на диване?
– Я пойду. – Элоиза поднялась и направила пульт в телевизор, чтобы выключить его.
– Подожди! – остановила её Герда. – Смотри!
Элоиза прочла ярко-жёлтую бегущую строку, которая мелькала в нижней части экрана:
«СРОЧНЫЕ ИЗВЕСТИЯ:
Новости об исчезновении Лукаса Бьерре. Улица Кронпринсессегаде оцеплена».
11
Крышка была приоткрыта, поэтому контейнер напоминал толстого маленького человечка, который начал было зевать и вдруг передумал.