– Двадцать третьего февраля? – подсказал Глеб, девочка кивнула. – А вы всегда жили в Питере?
– Нет, переехали недавно, я ещё в садик ходила, мама говорила, что от какой-то двоюродной бабушки осталась квартира в наследство, – девочка во все глаза смотрела на допрашивавшего её мужчину.
– В каком городе вы жили, помнишь?
Настя задумалась, очень старательно вспоминая.
– Вы жила далеко отсюда, надо было ехать на поезде, или лететь на самолёте? – задавал наводящие вопросы Глеб.
Девочка рассмеялась, и ответила:
– Мы приехали на автобусе. Город у нас был маленький и как-то он назывался, помню только слово село.
– Красное село? – догадалась Айрис.
– Да, – радостно подтвердила Настя, – точно. Красное село.
– А сколько лет твоей маме, было – знаешь? – задал последний вопрос Глеб.
Настя нахмурилась и, пожав плечами, ответила:
– То ли тридцать три, то ли тридцать четыре. Я не помню, точно.
– Хорошо, можешь идти – заниматься своими делами, – отпустил девочку Глеб.
Та радостно ускакала читать, хотя, наверное, девочка бы предпочла посидеть с взрослыми, но дяденька так серьёзно задавал вопросы, что захотелось спрятаться.
– Что будешь делать? – полюбопытствовала Айрис.
– Пока поищу по базе по данным матери. Если она с милицией-полицией не пересекалась за свою жизнь, то это трудно, а если побухивала, как ты говоришь, так может чего по своим каналам и нарою.
– Спасибо тебе Глеб, – Айрис немного виновато глянула насвоего одноклассника.
– Я рассчитываю на свидание, – лукаво подмигнув, напомнил Глеб.
Девушка промолчала, и схватилась за кружку, с уже почти остывшим чаем.
– Что это? – глухим осипшим голосом, совершенно неожиданно спросил одноклассник, который тоже успел уже взяться за кружку.
Айрис подняла глаза и обернулась, в том направлении, куда уставился Глеб.
– До-мо-вой…, – медленно и протяжно ответила девушка, понимая на кого, так ошарашено смотрит одноклассник, поистине у него сегодня оказался просто умопомрачительный вечер.
Откинувшись на спинку дивана, Глеб закрыл глаза. Потом открыл, картина не изменилась. Проша стоял в той же позе, почти не шевелясь.
– Да он же не живой, – подскочив с дивана, парень подошёл к домовому. Зря он это сделал, ох, зря. Прохор, изображавший статую, испугался и шмыгнул за шкаф, стоящий справа от окна.
Глеб остановился как вкопанный, потом медленно опустился на стоящую рядом табуретку.
– Айрис, ты меня с ума решила свести? Я тебе чем-то в школе насолил, что ты теперь отыгрываешься?
– Нет, если честно, я не предполагала, что ты его увидишь, – девушка немного виновато посмотрела на парня. – Все кто у меня в гостях бывал, за это время, Прошу не видели. Только я и Настя.
– И что это означает? – устало спросил Глеб.
Девушка пожала плечами, а домовой выглянул из-за шкафа и сказал:
– Это означает, что ты не человек.
– О, боже. Он ещё и разговаривает, – Глеб закатил глаза, громко вздохнув.
– А чего мне молчать, что ли? – Прохор сделал вид, что обиделся.
Молодой опер, не верящий ни в бога, ни в беса сделала три глубоких вдоха, а потом спросил:
– Что значит – я не человек?
– Способности у тебя есть, магические, раз ты меня видишь, – пояснил домовой, уже покинув своё укрытие и подойдя ближе к собеседнику.
Глеб расхохотался, правда, как-то совсем не весело.
– Айрис, – обратился он к девушке, решив не обращать внимания на домовую нечисть. – Я к тебе шёл с такой радостью, а теперь вот и не знаю, что думать. Давай договоримся так. Я помогу тебе поискать родню Насти, по своим полицейским каналам. Ни в какую белиберду с магией я не верю, и как ты провернула трюк с домовым я не представляю, и думать об этом не буду. Всё, на этом мы с тобой попрощаемся, и я позвоню, как только что-то узнаю.
Глеб натурально сбегал, от когда-то так нравившейся ему девочки из класса.
ГЛАВА 4. Послание от бабушки
– Вот и сбежал мой одноклассник, боюсь, что и делом заниматься не будет, для отмазки пообещал, – сокрушённо поделилась своими мыслями Айрис, после того, как захлопнулась дверь за Глебом Бояринцевым, симпатичным молодым человеком, испугавшимся домового.
– Будет, ещё как будет, – с усмешкой произнёс Прохор, наливая своей хозяйке чай. – Как только со своим домовым познакомится, так и никуда уже не денется.
– С каким это – своим домовым? – девушка нахмурилась.
– Есть у него домовой, только он его не видел до сегодняшнего дня. Теперь увидит.
– Прош, а отчего это зависит, видят вас люди или нет? – Айрис присела за стол, взяла кусок пирога, почти не тронутого и принялась, его есть, пристально глядя на домового.
– Да от способностей этих самых и зависит. До определённого момента они в человеке спят, в ком-то никогда не просыпаются. А вот у некоторых, как у тебя, например, пробудились. Теперь к этому привыкать надобно, и учиться жить дальше.
Девушка задумалась, жить под опекой домового ей очень нравилось, по хозяйству помогал, уборку делал, готовил, в конце концов. Чем плохо? Хотя, молодому человеку, полицейскому, оперативнику – наверное, стрёмно. Но в итоге, он, же и в выгоде окажется. Пришёл домой, а тут тебе приготовлено и прибрано. Жены не надо.
«Интересно, – подумала Айрис, – а как быть домовому, когда жена у видящего хозяина обычная женщина, надо спросить у Прохора». Огляделась, а домового-то и не видно.
– Прош, – позвала девушка, – а ты где?
– Тут я, тут, хозяюшка, – послышалось откуда-то из угла кухни, где стоял шкафчик, в данный момент, немного сдвинутый со своего обычного места.
Пыхтя и покряхтывая, Прохор вылез из-за шкафа, что-то прижимая к груди. Доковыляв до стола, водрузил на него шкатулку. Айрис потрогала её, вещь явно была старая, дерево местами потрескалось, рисунок различался с трудом.
– Это бабушка твоя просила передать, – сообщил домовой, присаживаясь на стул.
Посмотрев на домового исподлобья, Айрис притянула шкатулку поближе, погладила, потом открыла. Внутри лежали очки и компас, а на самом дне угадывалось письмо. Повертев очки в руках, девушка водрузила их на нос и огляделась.
– Зачем это? – недоумённо пожимая плечами, спросила Айрис, изменений в зрении она не заметила.
– Там письмо должно быть, – Проша всем своим видом показывал, что надо начать именно с этого.
– А почему ты мне шкатулку сразу не отдал, как только я тебя видеть начала? – хмурясь, поинтересовалась девушка.
– Бабушка твоя, строго-настрого наказала, отдать только тогда, когда ты попривыкнешь к реальности, – немного виновато ответил домовой.
Отложив компас и очки в сторону, Айрис достала конверт, такой совсем простой конверт, ещё советских времён с маркой за пять копеек. Внутри оказался лист бумаги свёрнутый вчетверо. Бумага казалась старой, тонкой, похожей на пергамент. Развернув послание, девушка принялась читать:
«Дорогая моя внучка! Если ты читаешь это письмо, значит, твои способности проснулись тогда, когда меня уже нет в живых. Надеюсь, что у тебя всё хорошо, и ты не сильно испугалась происходящему.
Наверное, я тебя огорчу, сообщив, что способности навряд ли принесут тебе богатство и облегчение. Это скорее служение и ноша, чем развлечение и радость. Какими будут твои возможности, я не знаю, но могу описать свои.
Я лечила людей, знала, кому какую травку надо попить, какой сбор сделать. Умела по ауре подбирать индивидуальное сочетание трав.
В шкатулке для тебя лежат две вещи: компас и очки. Это обучающие предметы, и нужны тебе будут, максимально, первые полгода. Компас помогает найти нужное направление, а очки видеть искомое. Потребность в предметах через некоторое время пропадёт, так как всё это ты сможешь делать без них. Убери их до лучших времён, думаю, они могут понадобиться в будущем твоей внучке. Да, дар передаётся через поколение.
Это письмо сохрани, оно не простое, тут могут появиться ответы в трудную минуту. В нужное время, ты сможешь очистить листок, и написать новое послание – если это потребуется. Если надобности не возникнет, то советую объяснить своей внучке свойства этого листка, что бы она могла им воспользоваться, при необходимости.