– Мы просто жадно пили друг друга все эти годы. Школа… Это ведь своего рода теплица, понимаешь?
– Понимаю.
– В ней мы были защищены всем, ее стенами, порядками. У нас был дом, родители. Ещё одна защита от всего, от окружающего мира. Верно?
– Верно… А когда школа закончилась… Скажи… Ты ведь, наверное, знаешь.
– О других?
– Да.
– Нет, прости. Не скажу. Нельзя, и не нужно. Наверное, и о нас не нужно, но…
– Расскажи ещё… О нас. Правду. Пусть будет больно.
– Мы эти пять лет жили словно в непрерывном приступе. Прекрасном, солнечном и счастливом. Наша любовь… Такой она и была. Приступом.
– А когда школа закончилась, закончился и приступ? И с ним – любовь? И мы расстались?
– Мы думали, что такие с тобой взрослые, помнишь? Аж в восьмом классе стали взрослыми. Такие гордые…
– Да…
– А были мы детьми, вообразившими, что уже все знают о жизни. Совсем взрослая любовь, всегда будем вместе! Да?
– Да…
– Школа закончилась, началась действительно взрослая жизнь. В ней часто нет места приступам.
– А чему есть место?
– Спокойствию, рассудительности, оценке и планированию. Если хочешь, расчету.
– И нам пришлось рассчитывать, оценивать и рассуждать?
– Да. И это сбило наш приступ на нет. И мы решили, что раз нет приступа – нет и любви.
– Мы ошиблись… Да?
– Да. Мы решили, что раз огонь пригас, то нет и той любви. А она была, просто нужно было принять новые правила. Но куда там…
– Мы расстались…
– Расстались. Очень надолго, многое произошло, с нами, и вообще… Везде.
– Ты не расскажешь?
– Прости… Нет. Но…
– Чему ты улыбаешься?
– Кое-что скажу, думаю, можно…
– Скажи!
– Спустя много-много лет я тебя нашел. Не спрашивай, как и где…
– Что с нами стало? Я поняла, что у тебя семья, дети. Ты их любишь?
– Люблю. А ты любишь своего мужа и двоих детей.
– А кто у меня, сын, дочка? И где ты меня нашел? Ну не качай головой! Скажи!
– Нет. И так уже, боюсь, наговорил лишнего. Не изменить бы теперь будущее, твое, мое…
– А ты бы… Не хотел этого? Изменить…
– Врать?
– Правду!
– Не хотел бы. Нельзя. И – нечестно. К тебе, ко мне, к тем, кого мы там любим и кто любит и ждёт нас.
– Тебя ждут там… Что с тобой вообще… Эта мина… Может, ты…
– Мертв там? И ожил здесь?
– Ну… Да.
В итоге мы начали говорить, а как же иначе? Да, очень многого мне знать нельзя, и если подумать – я и не хочу знать. Не нужно. Покосилась снова на книжные полки, там немало фантастики, мы оба ее любим. Многие сцены из 'Конца Вечности' Азимова мы даже в лицах разыгрывали, читали вслух на два голоса. Там много есть про это, время, переносы и прочее… Он перехватил мой взгляд, усмехнулся, подошёл к шкафу и достал именно эту книгу. Кинул мне, я поймала на лету.
– Слушай, но всё-таки…
– Что?
– Я понимаю, мина… Взорвалась. Ты здесь. Но…
– Как так вышло?
– Да. Ну… Не бог же это сделал, в самом деле…
Я невольно улыбнулся, услышав это. О, да, все мы были твердокаменные атеисты. При этом запоем читали о сверхъестественном, мечтали о Запредельном и Чудесах. А встретив чудо – вот, отбрыкиваемся изо всех сил. Потому что это чудо – непрошенное и совсем не доброе. Сказал бы я пару слов тому, кто это сотворил… Будь ты проклят, слышишь? Проклят! Я замер. Похоже, я понял, если и не кто… То почему.
Когда он внезапно замер на полуслове, я было снова испугалась, не случилось ли чего… Я уже не знаю, а вдруг и он сейчас исчезнет и появится… Кто? Мамочки… Захотелось убежать. Нет, глупости какие… Вот, он просто снова подошёл к полке и вытащил… О, нет… Ну сейчас-то зачем о ней говорить?
Что? Что?! Ненавижу… Ненавижу ее! Сжечь бы эту проклятую книгу! Он там, у себя, написал целый роман как раз о том, как некто… Ха, некто… Он. Именно он внезапно перенёсся в книгу, к этой… И спас ее, как романтично… И остался там, и жили они долго-счастливо, тра-ля-ля, кто бы сомневался… И что-то он этим романом, наверное, затронул. Что-то где-то сдвинулось, кто-то на него взглянул. И нате вам, получите и распишитесь – сами отправляйтесь. Рады? Нет, не рады. Совсем! Там хоть все по справедливости произошло, убийцу изгнали, все счастливы. А тут? Меня не нужно спасать! У меня все хорошо, у нас все было хорошо! Зачем было лезть, кто просил?! Я никого не звала, я не рыдала в ночи, не писала отчаянных писем, я таблетки принимаю, в конце концов! Нет и не может быть никакой такой проблемы, а если бы и появилась – мой любимый не такой, он меня никогда бы не бросил. А уж чтобы убить… И вообще, сейчас совсем другие времена, и врачи есть, и… Ой, не туда меня несет совсем. Так – зачем все это, зачем, зачем? Нет ответа.
– Нет ответа. Не знаю. И ты права.
– В чем?
– Ты не звала. Я не просил. Ни тебе, ни мне это было не нужно. С чего бы? Все между нами было ясно, мы расстались спокойно. Ну… Почти.
– И там, у тебя… Ну, у нас. Вас… Мы счастливы. Да?
– Да. Во всяком случае, надеюсь на это. Ты достаточно мне рассказала, чтобы я мог так думать. Поверь.
– И мы общаемся, мы там друзья?
– Иногда общаемся. Надеюсь, мы друзья. Если хочешь спросить, вспоминаем ли мы прошлое, нас в нем…
– Хочу. Спрашиваю.
– Нет. Нет у нас этих 'а помнишь, как… ' Не нужно. Зачем? Это и есть не приступ, а…
– Расчет и оценка?
– Да. Только потому мы и можем общаться, быть друзьями. Понимаешь?
– Теперь понимаю. Теперь…
Вот так. Мы думали, что все навсегда, а оказалось – нет. Если жить только этим самым 'приступом' . Ничто не может длиться вечно и оставаться неизменным. Жизнь меняется и нам нужно меняться вместе с ней. Иначе… Иначе будет так, как с нами – мы отбросим друг друга… Как наскучившую игрушку. В школе была ещё не любовь, поняла вдруг. Прелюдия к ней, большой, настоящей, долгой, может, на всю жизнь. Хорошая, радостная, счастливая прелюдия, мало кому достающаяся. А мы… Не оценили, не сберегли. Как он сказал? Выпили. То, чего должно было хватить на всю жизнь, умей мы 'оценивать и рассчитывать' – мы бездумно выпили до дна. И отбросили опустевший сосуд. Но… Все эти мысли, конечно, хороши и поучительны. Здесь и сейчас – что нам со всем этим делать? Что? Что мне с ним делать, а ему со мной? Он устало вздохнул, потёр ладонями лицо, пожал плечами.
– Я не знаю, что делать, правда.
– Ты же написал о таком роман целый, думал, размышлял…
– Я должен в этом разбираться, по-твоему?
– Ну, да… А роман большой?
– Больше тысячи страниц.
– Ого… Ничего себе, даже больше, чем этот. Так… Что?
– Все пишут, как переносятся. И что-то не попадалось мне о том, как перенесшийся захотел вернуться обратно и сделал это.
– Почему?
– Ну, – тут он замялся и ответил, явно тщательно подбирая слова, – в тех книгах, что читал, они рады переносу и совсем не хотят вернуться. Остаются.
– Зачем?
– Нуу… Занимаются они тут, ээ, не только тут, в общем… Разным. – он поморщился, вспомнил прочитанное? Не хочет об этом говорить?
– Слушай, – он снова твердо посмотрел мне в глаза этим своим взглядом, – ты можешь уйти.
– Что? – от неожиданности я пролепетала это еле слышно, – уйти?
Он кивнул.
– Я не имею права тебя удерживать, раз такое дело, понимаешь? Ты любишь не меня, а я… – он запнулся и только махнул рукой, дескать, сама все понимаешь.
Да. Понимаю.
– Я люблю его, а ты не любишь меня. Меня ты только помнишь. Ты втрое старше, даже больше. Я тебе в дочки гожусь, в маленькие. Мы чужие. Все сказала?
Глаз он не опустил. Только кулаки сжались. Я невольно пригляделась, так он их раньше не сжимал. Сейчас от них чем-то повеяло… Опасным. Он ответил, хрипло так, словно заставляет слова выходить наружу. Ответил то, что должен был.
– Да. Все сказала правильно. Ты можешь уйти, прямо сейчас. Если…
– Если что?
Он глубоко вздохнул и отвёл глаза. Тихо произнес, глядя в темнеющее окно. Мы и не заметили, как прошло время. Наступил вечер. Так незаметно… Он почти прошептал, глядя в неторопливо сгущающиеся вечерние сумерки.
– Если хочешь уйти.
Он встал со стула, подошёл к окну, несколько мгновений смотрел на горящие напротив окна, повернулся ко мне черным силуэтом без лица. Без лица… Я сейчас могу встать и уйти. Он сейчас освободил меня. Я ничего ему не должна. Ведь передо мной – не тот, кого я знала. Любила. Нас ничего не связывает. Ну же. Вставай. Иди. Разум шепчет так ласково, настойчиво и убедительно. Но прежде, чем я дала вкрадчивому голосу набрать силу, помимо воли спросилось. Само.