Он ответил, что никак
не может объяснить себе это невероятное, а между тем вполне
реальное происшествие… Несомненно, ваш отец был очень поражен
наружностью этого человека, по-видимому, лет тридцати от роду,
потому что он очень хорошо его запомнил: особенно поразили его
сросшиеся на переносице черные густые брови, которые, как черная
полоса, прорезывали бледный лоб. Запомните эту примету, дети… я
сейчас вам объясню, почему…
— Не забудем! — отвечали девочки, все более и более
изумляясь.
— И как это странно — человек с черной полосой на лбу!
— Слушайте дальше… Генерала, как я вам уже говорил, при
Ватерлоо посчитали убитым. В ночь, проведенную им на поле
сражения, в бреду лихорадки, в каком ваш отец находился, ему
представилось при свете луны, что этот самый человек склонился над
ним и смотрел на него с выражением глубокой нежности, останавливая
лившуюся из ран кровь и стараясь вернуть его к жизни. Но так как
ваш отец отказывался от его забот, говоря, что жить после такого
поражения не стоит, этот человек, как ему показалось, произнес:
+M`dn жить для Евы!» Евой звали вашу мать, которую генерал оставил
в Варшаве, чтобы следовать за императором.
— Как это все странно, Дагобер!.. А потом видел наш отец
когда-нибудь этого человека?
— Видел… потому что он же принес известие вашей матери от
генерала.
— Когда же?.. Мы не знали ничего…
— Помните, как утром, в день смерти вашей матушки, вы
отправились со старухой Федорой в сосновый лес?
— Да, — с грустью отвечала Роза, — мы пошли за вереском,
который мама так любила.
— Бедная мамочка! Она вовсе не казалась больной в тот день, и
мы уж никак не ожидали, какое горе нас постигнет вечером! —
прибавила Бланш.
— Конечно! Я сам, ничего не подозревая, распевал себе в саду
за работой в тот день! Работаю я этак да пою; вдруг раздается
голос, спрашивающий меня по-французски: «Эта деревня зовется
Милоск?» Я оглянулся; вижу, передо мной стоит какой-то незнакомец…
Вместо того, чтобы ответить, я невольно отступил шага на два,
когда взглянул ему в лицо.
— Но почему?
— Это был человек высокого роста, очень бледный, с высоким
открытым лбом… его черные, сросшиеся брови казались проведенной
через лоб черной полосой…
— Это, значит, был тот самый человек, который два раза
являлся нашему отцу во время сражения?
— Да… это был он!
— Однако позволь, — Дагобер, — задумчиво заметила Роза, —
сколько прошло времени с этого сражения?
— Около шестнадцати лет.
— А сколько лет казалось на вид этому незнакомцу?
— Не больше тридцати.
— Как же мог он быть шестнадцать лет тому назад взрослым
человеком? Ведь спасителю отца было тоже около тридцати лет?
— Вы правы, — подумав, сказал Дагобер, пожимая плечами. —
Быть может, меня обмануло случайное сходство, но только…
— Если это был тот же человек, то, значит, он совсем не
состарился?
— А ты его не спросил, не оказал ли он некогда помощи нашему
отцу?
— Сперва я так был поражен, что мне это и в голову не пришло,
а потом некогда было, и он скоро ушел.