— И генерал в этот же день, при Ватерлоо, пал, покрытый
ранами, во главе гвардейского дивизиона. После очень долгого
выздоровления он попросил разрешения поехать на остров св.Елены,
куда англичане увезли на край света… нашего императора, чтобы
подвергнуть его там медленным мучениям. Да, дети, годами долгих
мучений искупил он дни счастья!..
— Когда ты так говоришь об этом, Дагобер, просто плакать
хочется.
— И есть о чем плакать… много горя вынес император,
aeqjnmewmn много… Его сердце истекало кровью… К несчастью,
генерала не было с ним на острове св.Елены, его не допустили туда,
а он все-таки мог бы его утешить. Озлобленный, как и многие
другие, на Бурбонов, генерал задумал заговор против них с целью
возвращения сына императора. Он отправился в один из городов
Пикардии, где стоял полк, почти целиком укомплектованный его
бывшими солдатами, и хотел увлечь их за собой. Но заговор
раскрыли. Генерала арестовали в самый момент приезда и привели к
полковнику. А знаете, кто был этот полковник? Впрочем, об этом
долго рассказывать, да и рассказ мой только ещё больше опечалит
вас… Короче говоря, у генерала было слишком много причин
ненавидеть этого человека. Очутившись с ним с глазу на глаз, ваш
отец сказал: «Если вы не трус, вы освободите меня на час, и мы
будем драться насмерть. Я столь же презираю вас, сколько и
ненавижу, причин для этого довольно!» Полковник согласился и
освободил вашего отца, а на другой день состоялся ожесточенный
поединок, во время которого полковник упал на месте замертво.
— О, Боже!
— Генерал вытирал ещё шпагу, когда один из преданных ему
друзей пришел предупредить, что у него осталось не так много
времени: лишь только успеть совершить побег. Действительно, ему
счастливо удалось покинуть Францию… Да… счастливо, так как через
пятнадцать дней он был приговорен к смертной казни как заговорщик.
— Сколько невзгод!
— Но нет худа без добра! Ваша мать оставалась ему верна и
только писала: «Император первый, я вторая!» Зная, что он более не
может быть полезен ни императору, ни его сыну, генерал, изгнанный
из Франции, явился в Варшаву. В это время умерли родители вашей
матери… Она была свободна, и они повенчались… я был одним из
свидетелей их брака.
— Вот уж именно нет худа без добра, ты прав, Дагобер… Сколько
счастья среди такого несчастья!
— И вот они зажили вполне счастливой жизнью… Только, как все
искренне добрые люди, чем счастливее они себя чувствовали, тем
сильнее огорчало их несчастье других… А причин для огорчения в
Варшаве в то время было немало. Русские снова начали обращаться с
поляками, как с рабами. Ваша храбрая мать, француженка по крови,
душой и сердцем была полячкой. Она громко говорила о том, о чем
другие не смели шептать. Несчастные звали её своим ангелом-
хранителем: этого были довольно, чтобы обратить на неё внимание
русского наместника. Однажды старого друга вашего отца, бывшего
улана — полковника, приговорили к ссылке в Сибирь за участие в
заговоре против русских… Он бежал, и ваш отец укрывал его у себя.
Об этом узнали, и в следующую же ночь карета, окруженная взводом
казаков, подъехала к вашему дому, генерала подняли с постели и
увезли…
— Ах! Что же хотели с ним сделать?
— Его увезли из России, со строгим запрещением когда-либо
вступать в её пределы под страхом вечного тюремного заключения.