— Еще бы… только вашему ангелу он представлял полную
противоположность. Представьте себе статного брюнета, в полной
парадной форме, ну, просто, на него глядя, глаза слепли, а в
сердце точно огонь зажигался… Право, с ним бы, пожалуй, пошел на
самого Бога… если бы добрый Бог этого захотел, — поспешил
прибавить Дагобер в виде поправки, не желая задеть наивную веру
сирот.
— И наш отец был так же добр, как и храбр, не правда ли?
— Добрый? Да как же иначе, девочки?.. Конечно, он был очень
добр… я думаю… Он, знаете, подковы гнул одной рукой, точно карту;
а посмотрели бы вы, сколько он пруссаков поколотил, преследуя их
до самого редута в тот самый день, когда его взяли в плен! И как
не быть добрым с таким мужеством и силой!.. Итак, девятнадцать лет
тому назад, на том самом месте, которое я вам показал в этом
селении, генерал, серьезно раненный, упал с лошади… Я, следуя за
ним, как вестовой, побежал к нему на помощь. Спустя пять минут мы
оба были взяты в плен… и кем же? Французом!
— Французом?
— Да, эмигрантом, маркизом, полковником русской службы, — с
горечью ответил Дагобер. — И знаете, когда этот маркиз подошел к
генералу и сказал ему: «Сдайтесь, генерал, своему
соотечественнику!» — то ваш отец отвечал: «Не соотечественником, а
изменником считаю я француза, который сражается против французов;
изменникам же я не сдаюсь», и, несмотря на свои раны, ваш отец
ползком приблизился к простому русскому гренадеру и, подавая ему
саблю, сказал: «Я вам сдаюсь, храбрец!» Маркиз так и побледнел от
гнева.
Сиротки с гордостью переглянулись. Яркая краска залила их
щеки, и они вскричали разом:
— Милый, храбрый батюшка!..
— Смотрите-ка! Еще дети, а уж сейчас видно, что в их жилах
течет солдатская кровь, — с гордостью поглаживая усы, заметил
Дагобер. — Вот и забрали нас в плен. Лошадь генерала была убита
под ним. Он сел на Весельчака, не получившего в этот день ни одной
раны… Так мы до Варшавы и добрались. Там ваш отец познакомился с
вашей матерью. Описывать её нечего; довольно сказать, что недаром
её прозвали «жемчужиной Варшавы»… Поклонник всего доброго и
прекрасного, ваш отец, конечно, влюбился в нее… она отвечала тем
же, но родители обещали её руку другому… и этот другой был…
Дагобер не смог продолжать: Роза пронзительно закричала, со
страхом указывая на окно.
7. СТРАННИК
При крике молодой девушки Дагобер стремительно вскочил с
места.
— Что с тобой, Роза?
— Там… там, — говорила она, указывая на окно, — мне
показалось, что чья-то рука отдергивает шубу…
Роза ещё не успела договорить, как Дагобер был уже у окна. Он
сорвал шубу и быстрым движением распахнул окно. Ночь была все так
же темна, все так же гудел ветер…
Солдат прислушался: ничего подозрительного…
Он вернулся к столу за лампой и затем высунулся из окна,
прикрывая рукой пламя, чтобы при её свете что-нибудь разглядеть…
Он ничего не увидел.
Закрывая окно, Дагобер решил, что всему виной порыв ветра,
пошевелившего шубу, и что Роза испугалась понапрасну.