— Видишь… говорят, что она ни ногой в церковь… что она
живет одна в каком-то языческом храме, в саду теткиного особняка…
что ей прислуживают женщины в масках, одевающие её языческой
Богиней, а она их бьет и царапает целыми днями… потому что
напивается допьяна… Не говоря уж о том, что она ночами напролет
играет на громадном золотом охотничьем роге… нарочно, чтобы
сводить с ума несчастную княгиню, которая в полном отчаянии от
всего этого!..
Управляющий громким взрывом хохота прервал речь жены.
— Откуда ты все это выкопала? — спросил он, справившись с
припадком смеха. — Кто тебе насказал подобных сказок?
— Да жена Рене, которая ездила в Париж наниматься в
кормилицы. Она была у госпожи Гривуа, своей крестной матери… а ты
знаешь, что мадам Гривуа — старшая горничная княгини Сен-Дизье…
вот она-то все это и рассказала… а уж кому лучше знать, раз она
так давно живет в доме!
— Тонкая бестия эта мадам Гривуа!.. Ловкая была шельма в
прежние годы… видала виды!.. а теперь, по примеру своей барыни, в
святоши записалась!.. Вот уж правда-то, что каков поп, таков и
приход!.. Ведь и сама-то княгиня; такая теперь святая недотрога, в
свое время ловко кутила… нечего сказать… не стеснялась!.. Лет
пятнадцать тому назад это была такая ветреница, что только
depfhq|! Небось, ты сама помнишь того красивого гусарского
полковника, что стоял в Аббевиле? Помнишь, он ещё служил в русской
армии, когда эмигрировал… а потом Бурбоны после Реставрации дали
ему полк?
— Помню, помню! Экий у тебя злой язык, друг мой!
— Отчего же злой? Я говорю истинную правду!.. Полковник вечно
торчал в замке, и все говорили, что он в очень близких отношениях
с княгиней, что не мешает ей теперь представляться святой!..
Славное было времечко!.. Всякий вечер или бал, или спектакль… А уж
какой весельчак был этот полковник, как славно он играл на
сцене!.. Я помню, раз…
Дюпону не удалось докончить рассказ. В комнату вбежала
толстая служанка в деревенском наряде и торопливо обратилась к
своей госпоже:
— Мадам… там какой-то господин приехал… ему нужно видеть
месье Дюпона… Он на почтовых приехал из Сен-Валери… зовут его
месье Роден…
— Месье Роден! — воскликнул, вскочив с места, управляющий. —
Зови его сюда… проси…
Роден вошел в комнату. Он, по обыкновению, был одет более чем
просто и смиренно раскланялся с Дюпоном и с его женой, которая
тотчас же исчезла из комнаты, повинуясь знаку мужа.
Безжизненное лицо Родена, тонкие, почти незаметные губы,
крошечные глазки, полуприкрытые толстыми веками, почти нищенское
платье… все это не располагало в его пользу. Но этот человек умел,
когда нужно, с таким дьявольским искусством надеть на себя личину
добродушия и прямоты, слова его дышали такой искренностью и
лаской, что неприятное впечатление, производимое его отталкивающей
внешностью, невольно исчезало, и он ловко вводил в заблуждение
доверчивых людей, опутывая их совершенно незаметно своими
вкрадчивыми, елейными, коварными речами. Уродливость и зло
обладают такой же силой обольщения, как красота и добро!
Честный Дюпон невольно с изумлением взглянул на появившегося
странного господина. Его вид вовсе не вязался со строгими
приказаниями и наставлениями о всяческом почете, предписанном
управляющим княгини.