— И приносить смерть — тоже бояться нечего! — прибавил негр.
Полусдавленный крик привлек внимание собеседников к их
спящему товарищу. Последнему было не больше 30 лет. Чистая раса
индуса проявлялась у него во всем: и в бронзовой окраске
безбородого лица, и в одежде, и в полосатой коричнево-желтой
чалме. Казалось, его мучило какое-то страшное сновидение — по
судорожно искривленному лицу крупными каплями струился обильный
пот. Он бредил, из уст его вырывались отрывистые слова, руки
судорожно сжимались.
— Все тот же сон, — сказал Феринджи, обращаясь к негру, — все
то же воспоминание об этом человеке.
— Оком?
— Разве ты забыл, как пять лет тому назад свирепый полковник
Кеннеди, бич несчастных индусов, приехал на берега Ганга охотиться
за тиграми? С пятьюдесятью служителями, двадцатью лошадьми и
четырьмя слонами?
— Да, да, как же, — отвечал негр, — а мы трое, охотники за
людьми, поохотились лучше него? Кеннеди, со всей своей свитой, не
убил тигра, а мы своего убили! — прибавил он со злобной насмешкой.
— Мы убили Кеннеди, этого тигра в образе человека; он попал в
засаду, и братья _доброго дела_ принесли его в жертву богине
Бохвани.
— А ты помнишь, как в ту минуту, когда мы затягивали петлю на
шее Кеннеди, перед нами появился странник?.. Необходимо было
отвязаться от непрошеного свидетеля… и мы его убили… И вот со
времени этого убийства его и преследует во сне, — сказал Феринджи,
указывая на спящего, — воспоминание об этом человеке.
— А также и наяву! — выразительно взглянув на Феринджи,
прибавил негр.
— Слышишь, — сказал Феринджи, прислушиваясь к бреду индуса, —
он повторяет слова этого странника, которыми тот отвечал на наше
предложение или умереть, или вступить в число братьев доброго
дела… Как сильно это впечатление!.. Он до сих пор находится под
его влиянием.
Действительно, индус громко повторял во сне какой-то
таинственный диалог, сам отвечая на задаваемые им же вопросы:
— Путник, почему черная полоса на твоем челе тянется от
одного виска к другому? — говорил он отрывисто и с большими
паузами. — «Это роковая отметка!..» Как смертельно печален твой
взор… Ты жертва!.. Пойдем с нами… Бохвани отметит за тебя… Ты
страдал? — «Да, я много страдал». — Давно и долго? — «Да, очень
долго». — Ты и теперь страдаешь? — «Да!» — Что ты чувствуешь к
тому, кто тебя заставляет страдать? — «Сострадание!» — Разве ты не
хочешь отплатить ударом за удар? — «Я хочу платить любовью за
ненависть!» — Кто же ты сам тогда, если ты платишь добром за зло?
— «Я тот, кто любит, страдает и прощает!»
— Ты слышишь, брат, — сказал негр товарищу, — он не забыл ни
одного слова из предсмертных речей этого человека!
— Его преследуют видения… Слушай… он снова говорит… Как он
бледен!
Индус продолжал бредить:
— Путник, нас трое, мы сильны и смелы, смерть в наших руках.
Присоединяйся к нам, или… умирай… умри… умри!.. О! как он смотрит…
Не гляди так… не гляди на меня…
С этими словами индус сделал какое-то быстрое движение, как
бы отталкивая кого-то рукой, и проснулся.