– Я неправильно выразился.
Она ничего не говорит в ответ, но её палец застывает на пачке балерины.
– Есть, – исправляюсь я.
Подхожу к ней и убираю карамельные волосы за ухо, чтобы видеть лицо.
– Ты сама её купила?
– Что?
– Шкатулку.
– Алестер подарил.
– Она напоминает тебя.
– Почему?
– Не знаю, наверно, потому что ты такая же мягкая.
– Ты предпочитаешь другое?
– Я не знаю, что предпочитаю. Я не был в отношениях, но не был бы тут, если бы предпочитал грубость.
Эмма поворачивает голову и смотрит в мои глаза.
– Не был в отношениях?
– Я предпочитал работать над собой.
Она выгибает бровь, и я поднимаю уголки губ.
– Не в том смысле. Просто не хотел отношений. Если бы я валял дурака, не был бы тут.
Коротко улыбнувшись, Эмма кивает и убирает руку со шкатулки.
– Я дал слово Алестеру.
– О чём?
– Что не зайду дальше положенного.
– И что это должно значить?
Пожимаю плечами. Я и сам слабо понимаю, что значит заходить дальше положенного. Касание или поцелуй – уже дальше? Или секс – это ещё не дальше положенного? Я не понимаю, должен ли, но понимаю, что хочу. Смотря в её глаза, я уже не понимаю и не помню всего, что обещал.
Поглаживаю большим пальцем подбородок девушки и вздыхаю. Я зря пришёл вечером и зря это сделал сейчас.
– Я соврал.
– О чём?
– На счёт последнего.
Тянусь к ней и касаюсь губ. Эмма отвечает сразу. Её ладонь ложится на мою и скользит вдоль руки, поднимаясь к плечу, а следом к затылку. Она удерживает её на месте несколько секунд, после чего запускает пальцы в мои волосы. Больше не в силах держаться на расстоянии, притягиваю её ближе и веду по талии, с которой сползаю на открытый участок бархатной кожи. Вряд ли я способен совладать с желанием, прожигающим кожу.
Перехожу к шее, и Эмма выпускает воздух из лёгких, склонив голову набок, чем только способствует продолжению. И как бы я не хотел этого продолжения, должен остановиться. К собственному ужасу, понимаю, что не могу. Путаюсь в волосах девушки и оставляю поцелуи на её шее и плечах.
– Ты должна сказать нет, – хриплю я, всё ещё находясь в сознании.
Эмма издаёт непонятный хмык, который отзывается где-то в области паха, а когда прикусываю нежную кожу, она цепляется за плечи и издаёт стон. Он и приходит на помощь. Разрываю поцелуй и отступаю назад.
Её губы покрасневшие и опухшие, в глазах блеск, а на шее красные следы, в дополнение к которым лямка скатилась с плеча. Если у неё такой вид, то у меня он ещё хуже. Чувствую, как тарабанит пульс на шее и джинсы становятся слишком тесными.
– Тебе лучше уйти, – тихо шепчет она.
Киваю, пятясь назад, но не могу оторвать от неё глаза.
– Но я не хочу, чтобы ты уходил… – добавляет Эмма. – Пожалуйста, не уходи.
– Хотя бы переоденься, – говорю я, закрыв за собой дверь.
Тяжело выдыхаю и падаю лбом на деревяшку, разделившую нас.
Моё терпение вдруг собралось в воздушном шаре, который готов лопнуть. Ещё никогда я не был так близко к тому, чтобы потерять контроль. Теперь я понимаю Мэйсона, который ходит по тонкой грани того, чтобы не уволочь за собой Трикси в любую секунду и в любое место. Понимаю отца, который вертится вокруг мамы, где бы она ни была. Отдаю отчёт тому, как часто Ди старается находиться рядом с Мэди. Я стал точно таким же зависимым от кого-то, и это страшно. Я больше не думаю на трезвую голову, я под покровом дурмана, которым является другой человек. Головой понимаю, что лучше держаться подальше, но тянусь душой. Уже какой раз, я осознаю, что нахожу дорогу к ней. Я вляпался, как говорит Мэйсон.
Не знаю, сколько стою за дверью, но явно не минуту и не две.
– Эмма? – спрашиваю я, не решаясь войти в комнату.
Дверь приоткрывается, показывая девушку. На ней больше не то платье. Она заменила его на пижамные штаны и майку тем же цветом, что платье.
– Я думала, ты ушёл…
– Так было бы правильно, но я идиот.
Она открывает дверь и впускает меня внутрь, возвращаясь в расстеленную постель. Я не решаюсь присоединяться к ней, оставаясь на месте. Наблюдаю за Эммой, которая залезла под одеяло и теперь смотрит на меня.
– Ты хочешь проверить меня на прочность?
– Могла бы, – соглашается она. – Чего ты хочешь?
– Хорошо, что ты не читаешь мои мысли.
Стягиваю футболку и слышу её усталый выдох, на который задаю немой вопрос.
– Ты можешь делать это менее… сексуально? – спрашивает она.
– Что?
– Снимать футболку.
– Я просто снял футболку, а не разорвал её.
– Это было слишком.
– Господи, серьёзно? – смеюсь я. – Я всегда так её снимаю, не через ноги же.
Эмма слабо улыбается, а я метаюсь снимать джинсы или нет. В конечном счёте, ложусь в них, чтобы оставить ещё одну преграду между нами. Соблазн слишком велик, а моё терпение вдруг стало размером с ушко иглы.
Убираю волосы с её лица и переворачиваюсь набок, находясь с ней на одном уровне.
– Ужасно тесная и неудобная кровать, – с улыбкой, говорю я.
– Потому что ты лёг на краю, – улыбается Эмма. – Ещё немного, и ты провалишься к соседям.
– Ещё немного и я…
– И ты?
– Сделаю то, о чём мы оба пожалеем.
Эмма переводит взгляд на мои губы, а после прогуливается ими по груди. Её взгляд останавливается, а палец касается моей кожи. Она обводит татуировку на левой стороне и вновь поднимает глаза.
– Что это значит?
– У треугольника много значений.
– Например?
– Прошлое, настоящее и будущее; разум тело и дух; мысли, чувства и эмоции.
– А для тебя?
– Теперь он ассоциируется с другим.
– С чем?
– Тебе лучше не знать.
Закусив губу, Эмма согласно кивает и закрывает глаза. Я же думаю, что теперь этот треугольник означает задницу, в которую я попал. Этой мой треугольник, где есть я, она и Картер. Возможно, есть кто-то ещё, но самый худший тот, где есть мы. Картер не даст мне спокойно жить. Особенно сейчас. Он взбешён и это вполне понятно. Я до последнего думал, что Эмма лишь причина зацепить меня. Я ошибся. Она нравится ему так же, как мне. Я не понимаю, как такое могло получиться; как нам может понравиться одна девушка, но ещё более ужасней то, что я не знаю, чего от него ожидать. Это явно не принятие и не спокойствие. Теперь он достанет меня везде.
Открыв глаза, я окидываю взглядом комнату и понимаю, что это было самой глупой идеей из всех тех, что посещали мою голову. Я не выпил столько, чтобы забыть, но прекрасно понимаю, где нахожусь и у кого. Эммы уже нет в кровати, а на экране телефона, который достаю из кармана светится пять утра. Будильник в мою задницу, вероятно, вшили с рождения. Я не залазил к ней под одеяло, но сейчас нахожусь именно под ним. Сомневаюсь, что притянул его самостоятельно, и из-за одной мысли, что о такой мелочи позаботилась Эмма лучше не становится.
Покидаю кровать и натягиваю футболку. Не в моём характере смываться вот так, тем более от неё, но я не вижу другого выхода. Я не могу ждать, потому что ещё необходимо добраться до арены с катком. День будет тяжёлым.
Ароматы кофейных зёрен бьют по лицу, когда открываю дверь и застываю в пороге. Кружка в руках Эммы тоже застывает у её рта. Она пробегает по мне взглядом, я делаю это в ответ. Ничего не поменялось, на ней та же пижама, разве что на лице отсутствует косметика, а волосы влажные.
– Я сварила кофе, – говорит она. – Не знаю, будешь ты или нет… я всё равно оставила.
– Спасибо, – вздыхаю я, пробегаясь пальцами по волосам.
Эмма смотрит на дверь, из которой вышла вчера в полотенце, после чего переводит взгляд на меня.
– Ванная там.
– Спасибо, – да, вероятно, лучшее подобранное слово для сегодняшнего утра.
Холодная вода бодрит, хотя, вряд ли я могу уснуть сейчас. По крайней мере, не в этой квартире и не в компании Эммы, как бы ни хотелось. Я удержался один, два, но третий может обернуться по масштабности с катастрофу. Я не могу ручаться за себя. Больше не могу. Рэн смотрел в воду, когда встречал меня фразой:
– Возможно, тут ты встретишь свою любовь.
Он даже не представляет, как был близок. Конечно, о любви говорить рано, но и об отсутствии чувств тоже.