— Я просто не умею иначе. Если я вижу, что кто-то страдает, я должна ему помочь.
Боденштайн поежился на ледяном ветру. Она мгновенно заметила это.
— Вы замерзли. Пойдемте в дом. У вас, наверное, есть еще какие-нибудь вопросы ко мне.
Он прошел за ней через гараж по лестнице наверх, в огромный холл, в своей репрезентативной бесполезности являющий собой типичный реликт восьмидесятых годов.
— А ваш муж дома? — как можно более непринужденно спросил он, с любопытством озираясь по сторонам.
— Нет… — Она на секунду замешкалась с ответом. — Он уехал по служебным делам.
Если это была ложь, то Боденштайн решил пока принять ее. Но может быть, она и в самом деле не знала, какую игру затеял ее муж?
— Мне необходимо с ним срочно переговорить, — сказал он. — Нам стало известно, что он тогда состоял в любовной связи со Штефани Шнеебергер.
Выражение сердечности на ее лице мгновенно исчезло, она отвернулась.
— Я знаю. Грегор мне тогда сам признался в этом. Правда, уже когда девушка исчезла. — Ей явно было тяжело говорить о неверности мужа. — Он очень боялся, что кто-нибудь случайно видел его во время этого… тет-а-тет в сарае Сарториусов и подозрение падет на него. — В ее голосе звучала горечь, взгляд помрачнел. Обида все еще причиняла ей боль, и это напомнило Боденштайну его собственную ситуацию. Даниэла Лаутербах, возможно, и простила мужа и за одиннадцать лет свыклась с мыслью о его измене, но пережитое унижение она вряд ли забыла.
— Но почему это вдруг так заинтересовало вас сейчас? — спросила она растерянно.
— Амели Фрёлих очень интересовалась теми событиями и, судя по всему, выяснила его роль в произошедшем. Если ваш муж об этом узнал, он вполне мог воспринять Амели как опасность.
Даниэла Лаутербах испуганно воззрилась на него.
— Я надеюсь, вы не подозреваете моего мужа в причастности к исчезновению Амели?..
— Нет, мы не подозреваем его в этом, — успокоил ее Боденштайн. — Но нам нужно срочно с ним поговорить. Дело в том, что он совершил некие противоправные действия, которые могут иметь для него неприятные последствия…
— Могу я узнать, какие именно?
— Ваш муж склонил одного из моих коллег к краже протоколов допросов тысяча девятьсот девяносто седьмого года из того самого дела.
Это сообщение повергло ее в шок. Она побледнела.
— Нет! — Она решительно покачала головой. — Нет, я не могу в это поверить. Зачем ему могли понадобиться эти протоколы?
— Это я и хотел бы у него спросить. Так где я могу его найти? Понимаете, если он в ближайшее время не выйдет с нами на связь, нам придется официально объявить его в розыск. А для его служебного и общественного положения это не самая приятная и полезная процедура, и я предпочел бы избавить его от нее.
Даниэла Лаутербах кивнула. Сделав глубокий вдох, она усилием воли взяла свои эмоции под контроль. Когда Боденштайн снова взглянул на нее, на ее лице было уже совсем другое выражение — не то страх, не то гнев. А может быть, и то и другое?
— Я позвоню ему и все передам, — сказала она, изо всех сил стараясь придать своей интонации естественность и непринужденность. — Это явно какое-то недоразумение.
— Я тоже так думаю, — согласился с ней Боденштайн. — Но чем скорее мы с этим разберемся, тем лучше.
Давно он не спал так крепко и безмятежно, без единого сновидения, как в эту ночь. Он перевернулся на спину, сел и зевнул. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, где он.