В комнате для допросов еще никого не было. Боденштайн развернулся и ушел. Вернувшись через несколько минут, он сердито пробурчал:
— Все у нас не слава богу!..
Пия промолчала. Она думала о Тисе, который одиннадцать лет оберегал труп Штефани Шнеебергер. Зачем он это делал? По приказу отца? Почему Лapc Терлинден отправил это письмо Тобиасу и покончил с собой именно сейчас? Почему сгорела мастерская Тиса? Кто-то знал о Белоснежке в подвале или причиной поджога стали картины Тиса? В таком случае это мог сделать тот же человек, что послал к Барбаре Фрёлих женщину-псевдополицейского. И где Амели? Тис показал ей мумию Белоснежки и отпустил ее домой, иначе бы она не смогла написать об этом в дневнике. Что она рассказала Тобиасу? Почему она исчезла? А может, ее исчезновение вообще не имеет никакого отношения к убийству Лауры и Штефани?
Ей никак не удавалось свести бесчисленные факты в некую систему. Боденштайн опять говорил по телефону, на этот раз, судя по всему, с Николь Энгель. Он больше слушал с мрачной миной и произносил только «да» и «нет». Пия вздохнула. Это расследование постепенно превращалось в кошмар, и причиной тому была не столько сама работа, сколько условия, в которых им приходилось вести следствие. Почувствовав на себе взгляд Боденштайна, она подняла голову.
— Она пообещала навести здесь железный порядок, когда мы закончим работу по этому делу… — Боденштайн вдруг расхохотался, закинув голову, но в его смехе не было веселья. — Ей сегодня звонил некий аноним.
— Надо же.
Пию это абсолютно не интересовало. Ей не терпелось приступить к допросу Клаудиуса Терлиндена и выяснить, что ему было известно. А каждая новая информация только тормозила мыслительный процесс.
— И он сказал ей, что у нас с тобой — роман. — Боденштайн провел обеими руками по волосам. — Нас, мол, видели вместе.
— Немудрено! — ответила Пия сухо. — Мы ведь каждый день вместе разъезжаем в одной машине.
Стук в дверь прервал их разговор. Ввели троих друзей Тобиаса Сарториуса. Они сели за стол. Пия тоже. Боденштайн остался стоять. Некоторое время он молча разглядывал арестованных. Почему их вдруг, через одиннадцать лет, охватило раскаяние? Он предоставил Пии задать им формальные вопросы, предваряющие допрос, аудиозапись которого уже началась. Потом положил перед ними на стол восемь снимков. Феликс Питч, Михаэль Домбровски и Йорг Рихтер посмотрели на них и побледнели.
— Вам знакомы эти картины?
Они отрицательно покачали головой.
— Но вы узнаете изображенные здесь события?
Они кивнули.
Боденштайн скрестил руки на груди. Он казался совершенно спокойным, как всегда. Пия не могла в очередной раз не восхититься его самообладанием. Сторонний наблюдатель, не знавший его, вряд смог бы даже предположить, что в данную минуту происходило в его душе.
— Вы можете назвать изображенных здесь людей и пояснить, что здесь происходит?
Они помолчали несколько секунд, потом слово взял Йорг Рихтер. Он назвал имена: Лаура, Феликс, Михаэль, Ларс и он сам.
— А кто этот молодой человек в зеленой футболке? — спросила Пия.
Они помедлили, переглянулись.
— Это не мужчина… — сказал наконец Йорг Рихтер. — Это Натали. Ну, то есть Надя. У нее раньше была короткая стрижка.
Пия отобрала четыре картины, изображавшие убийство Штефани Шнеебергер.
— А кто этот человек? — Она показала пальцем на мужчину, обнимавшего Штефани.
Йорг Рихтер ответил не сразу.
— Это может быть Лаутербах. Может, он пошел за Штефани…
— Что произошло в тот вечер? — спросил Боденштайн.
— В Альтенхайне был Кирмес, — начал Рихтер.