– Не получится. Пока он на грешную землю спустится, я уже вознесусь.
– За что ты его так не любишь?
– Я его боготворю. Из него такой человек может выйти, не чета нам, смертным. Он, знаешь, как все впитывает? Мгновенно. И копит, и копит…
– Чем дольше копит, тем больше будет иметь.
– Это уже скопидомством называется. Скоро в себе столько духовных ценностей накопит, что делиться не захочет. Будет собой любоваться. Надеюсь, что этого не будет, он ведь очень добрый. Меня вот не удивляет, что он рисует. Надо ведь куда-то сбрасывать впечатления!
– А ты думаешь, что потребность творить возникает от избытка эмоций?
– Ну почему же? Иногда от избытка мыслей, но тогда уже творят математику или астрономию, но никак не искусство. А искусство без эмоций мертво.
Семен улыбнулся, как улыбается взрослый несущему чушь ребенку:
– А я вот стихи писать начал, знаешь почему?
У меня внутри все сжалось: сейчас начнет читать свои шедевры. Но я все же спросила:
– Почему?
– Потому что у меня все друзья пишут или рисуют. К живописи у меня наклонностей нет, ну, я и начал стихи писать!
Меня распирало от смеха:
– И ну писать, и ну писать! Ну, и как?
– Получше, чем у них. Когда я им первое стихотворение принес, они аж обалдели, так им понравилось.
Я поняла, что придется либо слушать его стихи, либо его обидеть. И попыталась найти золотую середину:
– От избытка скромности ты не умрешь. Уже светает, айда спать. О поэзии в другой раз поговорим, люблю оставлять все самое интересное на потом.
Вообще-то, мы быстро сошлись. Он читал мне свои стихи, неплохие и очень серьезные, и это как-то примиряло с ним, и я уже реже лезла на рожон. После нескольких жарких дискуссий мы пришли к взаимному уважению мнений друг друга, у нас оказались и общие кумиры, которых мы часами цитировали к взаимному удовольствию.
Багире вскоре надоела роль слушателя, и она самоустранилась. Близкие друзья считали наши отношения вполне безобидными, хотя мы нередко засиживались за полночь. Чаще всего с нами на теплой уютной кухоньке проводили время Шуренок и Аннушка, а когда им становилось скучно или хотелось целоваться, они перемещались в темный коридор. Однажды, уже договорившись до хрипоты, мы дошли до коренного вопроса юности: в чем смысл жизни? Семен считал, что жизнь имеет смысл только для одиночек – гениев и сподвижников, а основная масса живет, не задумываясь, растительной и бесцветной жизнью. Я твердо стояла на позициях марксистской философии: именно масса воплощает в жизнь все гениальные идеи, именно она дает смысл жизни одиночек-сподвижников, и именно ради нее создается все гениальное. Спор измотал нас обоих, и, наконец, Семен почти сдался:
– Ну, тогда скажи: ты себя к какой категории относишь?
– К нормальным. К серой, как ты изволишь выражаться, массе.
– Прекрасно. Тогда быстро и четко скажи, в чем ты лично видишь смысл своего существования?
– Я вообще не вижу смысла в существовании. В жизни – да. Но рассуждать абстрактно гораздо легче, чем с ходу сформулировать свое кредо.
Семен обрадовался:
– Ага, значит, не знаешь. Вот тебе и доказательство того, что основная масса живет, не задумываясь, зачем.
– Нет, я не сказала, что не знаю. Я чувствую в своей жизни реальный смысл, хотя и признаю, что сам факт моего существования – случайность, не больше. Давай рассуждать вместе.
– Ну, давай.
– Какова основная цель развития человечества?
– Продолжай, продолжай, я тебя внимательно слушаю…
– По-моему, совершенствование каждого человека в отдельности и, тем самым, общества в целом, прежде всего духовное. Согласен?
– Допустим.
– Тогда все просто. Я делаю все, чтобы стать хоть немного совершеннее своих родителей – у меня для этого возможностей больше. Я стараюсь вобрать в себя и переосмыслить их духовный опыт и, перешагнув его, создать свой – может быть, отбросив что-то лишнее, может, став в чем-то честнее, а в чем-то гибче, выработать для себя новые критерии духовных и материальных ценностей. Мои дети пойдут дальше, и так – до бесконечности.
– Слушай, это любопытно, но уж больно похоже на учебник философии. Все, дескать, течет, все изменяется.
– Скорее на толстовщину или достоевщину. Я только сейчас заметила, что моя импровизация смахивает на классическую, ну, и прекрасно, что не я первая до этого додумалась. Значит, в этом что-то есть.
– Что-то, действительно, есть. Но неужели тебе этого не мало?
– Пока, вроде, хватает.
Семен немного подумал:
– Если верить твоей теории, то здоровое тщеславие, например, просто теряет смысл.
– Не даром ведь это слово состоит из двух частей – «тще» – от «тщетный» и «славие» от «славиться». «Sic transit Gloria mundi» – так проходит мирская слава… Какое значение в масштабах человечества может иметь чья-то слава? Ну, прогреми, если достоин. Но суть-то от этого не меняется, просто это означает, что ты внес на общий алтарь чуть больше других. Вопрос в том, чем это было вызвано – желанием прогреметь, или – бескорыстным стремлением принести пользу? Хотя, конечно, причина не столь важна, как результат.
– Значит, по-твоему, цель оправдывает средства?
– Сенечка, ты – ревизионист. Ты меня извращаешь. Я этого не говорила. Я говорила о результате, а не о цели. Цель может быть прекрасной, а результат – отвратительным. Так появляются новые виды вооружения, атомная бомба, например. Как в той песни, которую поет певица-то новая, рыжая такая, с редкими зубами…
– А, Пугачева. Сделать хотел осу, а получил козу…
– Кстати, она тебе нравится?
– Слышала анекдот? Кто такой Брежнев? Мелкий политический деятель в эпоху Аллы Пугачевой. Думаю, что так и есть. Хотя мне сейчас больше Градский нравится. «Жил был я…». И голос, и сама песня. Пронзительная, умная, и, кстати, чувствуется, что не мы одни о смысле жизни думаем.
Я рассмеялась:
– Так, дискуссию увести в другую сторону не удалось.
– Слушай, давай проведем эксперимент: позовем из коридора эту парочку и в лоб спросим. Интересно, они в том же направлении рассуждают?
– Я думаю, они сейчас рассуждают совсем в другом направлении. Если вообще рассуждают.
– Тем более интересно.
Позвали. Они вошли в обнимку, и долго не могли понять, чего от них хотят. Они обалдело переглядывались, и было видно, что мы им помешали решать более важные проблемы бытия. Наконец, Аннушка не выдержала:
– Ой, Сень, да отстань ты! Мне лично сейчас совершенно не до этого…
И она демонстративно посмотрела на Шуренка влюбленными глазами. Тот немедленно ее поддержал:
– Да что вы, ребята, в самом деле? Такая ночь прекрасная… Вам что, делать нечего?
Когда они снова ушли целоваться, Семен торжествующе повернулся ко мне:
– Ну, вот видела? Им наплевать на смысл жизни…
– Скажи спасибо, что они нас не побили. Другие бы решили, что мы над ними издеваемся. Может, они так ищут свой смысл жизни? А, может, уже наши?
– Ага. Плодитесь и размножайтесь.
– А почему нет? Это вполне вписывается в мою концепцию. Не будет новых поколений, не будет развития.
– Ну, ты даешь. С тобой спорить бесполезно, ты во всем видишь подтверждение своей теории.
– А давай Стаса разбудим. И спросим.
– Нет уж, увольте. Я лучше соглашусь с тобой, чем выслушивать нотации Стаса.
– Тогда есть предложение: закрыть дискуссию, и по кроватям.
Время шло, днем в поле, вечером за картами, танцами и разговорами. Как-то вечером Тюрин и Железнякова, недавно решившие пожениться, остаться в Ужовке и купить корову, поддержали просьбу Стаса выпустить стенгазету. Ему очень хотелось проводить воспитательную работу по полной программе, и отказаться было сложнее, чем согласиться. Видимо, он хотел «увековечить» наши успехи в труде, так как мы намного опережали студентов с других факультетов, работавших в том же районе. Выдав задание, он ушел спать. Никаких инструментов для рисования не было, и Тюрин предложил пустить в ход старые наглядные пособия, в изобилии валявшиеся в сенях. Им помогали Бек, Сыпачев, Багира с Мышкой и наша парочка, исполнявшая роль консультантов. К утру все свободные стены были увешаны лозунгами. На дверях «домика неизвестного архитектора» висел лозунг: «Все течет, все из меня», на дверях мужской спальни: «Поработать захотелось? Ляг, полежи, пройдет», над аптечкой: «Бангладеш образовалась? Не чеши, само пройдет!». На дверях женской спальни висела картина, изображающая возвращение медведя домой: медведь барабанит в дверь, а из окошка выглядывает сонная, перепуганная Машенька. Надпись гласила: «Мальчики, девочки, вставайте!». Отдельно была вынесена рубрика «Литературные дебюты», содержащая один-единственный шедевр за подписью Шуренка: «По утрам в кустах соловьи поют…». Слева красовалось пособие по арифметике, изображавшее копейку и рубль с подписями: «аванс» и «расчет». Справа красовалась доска объявлений, оповещающая о проведении общего собрания с повесткой дня: 1. О недостойном поведении кулинарного извращенца Веселова. 2. О бесплатном кипятке. 3. Выступление с благодарственной речью от местного населения сельчан Тюриных. 4. Международные соревнования по вольной борьбе (г-н Колобов и м-р Бек). 5. Практические занятия по медподготовке. 6. Дискотека. Явка на дискотеку обязательна.