- Неужели и чаю не выпьете?
- После победы чай, - улыбнулся он и затворил за собой дверь.
***
Сверхсекретная операция не отразилась ни в каких документах, не имела
условного названия, и руководитель ее был человеком для участников
неизвестным и безымянным, мало того, обряженным в немецкую форму капитана
СС, прикрытую сверху кожаным плащом без знаков отличия.
Забрасывали группу старым казачьим способом, по-пластунски через
нейтралку, через минные поля, колючую проволоку, сквозь боевое охранение в
виде пулеметчиков из спецбригады СС, сквозь эшелонированную оборону, мимо
дотов, бронеколпаков, врытых танков и орудий. Двенадцать офицеров и
старшин, разбившись по парам и тройкам, после мощнейшей артподготовки семь
часов просачивались в тыл противника. Из-за дождей и апрельской грязи в
последний момент полковник Пронский отдал приказ упаковать немецкую форму
и переходить линию фронта в гражданской одежде, поэтому каждый кроме
усиленного боезапаса тащил еще и пухлый вещмешок. Группе это сразу не
понравилось, даже ропот послышался, мол, мы не пехота, чтоб ходить, как
вьючным животным, налегке привыкли, с легким "шмайсером" да ножиком.
Пронский заметил, кто мутил воду, - невысокий, всегда замкнутый старшина с
тонкими усиками на верхней губе. Запомнить все фамилии он не успел, да и
не было особой нужды: за личный состав отвечал начальник разведки дивизии
майор Соболь. Капитан подозвал знаком этого старшину, велел Соболю выдать
тому документы, награды и отправить в часть. Начальник разведки исполнил
приказ, но через несколько минут стал ходить по пятам. Он не знал ни
фамилии капитана, ни его звания и называл по радиопозывному.
- Товарищ Глория, я прошу вас оставить Сыромятнова в группе. Я его
хорошо знаю, товарищ Глория, он всегда такой был.
- Плохо, что не перевоспитали, - отмахнулся Пронский. - Условие вам
известно - беспрекословное подчинение.
Соболь знал, что отмаливает у капитана со шрамом судьбу этого
старшины, ибо отчисление из группы за неисполнение приказа ему грозило
трибуналом.
- Зато разведчик от Бога и владеет немецким, - доставал начальник
разведки. - Тридцать шесть "языков" привел лично, участвовал в трех
подобных операциях.
- А что, майор, вам известна цель операции? - между прочим спросил
Пронский, и Соболь дрогнул.
- Цель не известна... Сыромятнов ходил с группой в глубокий тыл, за
штабными документами, товарищ Глория. Принес план укрепрайона Вильно... Он
верующий, товарищ Глория.
- То есть как верующий? - оживился полковник.
- Обыкновенно, сын православного священника, и сам уже служил в
церкви дьяконом.
- То есть у него есть духовный опыт?
- Есть, все-таки с детства воспитывался в поповской семье...
- Ладно, верни его. Мне нужен такой человек!
- Правда, сегодня начинается Страстная неделя, - неуверенно проронил
Соболь. - Я щадил его чувства...
- Откуда вы все это знаете?
- Мы с ним беседуем, товарищ Глория... И я его беру с собой... как
талисман что ли... Когда мы идем в паре, все удается.
- Мне нужен не только талисман, майор, - скорее для себя сказал
Пронский. - Пусть молится, про себя, и мы с ним... Будет для него
Страстная неделя.
Глубоко эшелонированную оборону немцев преодолели только к рассвету
и, по сути, оказались в предместьях Берлина. Когда стеклись к точке сбора
- разбитой артподготовкой и догорающей усадьбе, выяснилось, что нет
четырех офицеров и одного старшины. Полковник сразу же подумал о
Сыромятнове, однако тот оказался на месте и уже переодевался в полевую
форму лейтенанта СС.