Так оно и вышло: спустя десять минут раздался звонок квартирного
телефона.
- Могу я услышать журналиста Хортова Андрея Александровича? - голос
был молодой и бойкий, как у секретаря.
- Я вас слушаю, - напористо сказал он. - Но вначале представьтесь.
- Заведующий отделением нейрохирургии областной больницы Клименко.
- А кто дал вам телефон?
- Получил его в редакции.
- Каким же образом? У кого?
- Не знаю... Весьма любезный женский голос.
- Этого не может быть! В редакции не дают домашних телефонов.
- Я представился, и мне дали, - не сразу и виновато ответил
собеседник. Хортов ругнулся про себя.
- Извините, просто достают звонками...
- С вами будет говорить схимонах Гедеон. Звоню по его просьбе. Он
сейчас находится в нашей больнице. Я даю ему трубку.
- Хорошо, - обескуражено проговорил Хортов.
- Я хотел бы побеседовать с вами, но только не по телефону, - через
несколько секунд задребезжал старческий голосок. - Прочитал вашу статью...
Это первая публикация, я все годы внимательно следил... Сейчас нахожусь в
больнице... Приезжайте ко мне, поговорим. Я давно ушел от мирской суеты,
но описанные вами факты не дают мне покоя.
Он говорил так тихо, что приходилось вслушиваться и улавливать каждое
слово.
- Простите, но сегодня не располагаю временем, - как можно мягче
проговорил Андрей. - Если можно, то послезавтра.
- Я очень стар, и остался последним из живых, кто ходил в тыл врага
за этими ценными бумагами.
В голове у Хортова словно молния блеснула.
- Хорошо, я сейчас приеду!
Менее чем через час он уже был в нейрохирургическом отделении, где из
уважения и трепетного отношения к Гедеону уже готовились к встрече.
Заведующий предложил для такой цели свой кабинет, объяснил, что старец
недавно после операции - вынимали осколок из черепной кости, - что
говорить с ним можно не более десяти минут, и, посадив Хортова в мягкое
кресло, попросил подождать. Спустя некоторое время дверь открылась и две
сестры ввели старца в черной рясе, исписанной молитвами. Под капюшоном
виднелись бинты - повязка в виде чепчика. Он подал слабую и ледяную руку,
обозначил рукопожатие и на правах хозяина попросил сесть. Сестрицы тотчас
же удалились.
- Мне казалось, вы старше, - проговорил он. - Да... Дела давно
минувших дней, преданья старины глубокой... Как вы отважились написать об
этом? Неужели так изменилось время?
- Изменилось, - обронил Хортов, стараясь угадать, когда же начнется
разговор о деле: судя по всему, прелюдия могла затянуться.
- Только за то, что я однажды проявил интерес, немедленно получил
десять лет. Это было сразу после войны...
- Вы знали Кацнельсона?
- Нет, его не знал... Я попробовал разыскать полковника Пронского, и
меня сразу арестовали.
- То есть вы были знакомы с Пронским?
- Я принимал участие в операции, - медленно проговорил Гедеон. - Всю
войну прошел в разведке... Разумеется, тогда я ничего не знал, куда идем,
зачем... И его-то не знал. Пронский всегда был в форме капитана СС. Только
после того, как вернулся из Берлина... В одиночку вернулся, все остальные
погибли или пропали без вести... Меня сначала арестовали смершовцы. Вроде
бы я не должен вернуться ни при каких обстоятельствах. И расстреляли бы...
Но Соболь мне сказал, когда раненого на мотоцикле везли... Дескать,
операция проводится по личному приказу маршала Жукова...
- А кто такой Соболь? - осторожно спросил Хортов, воспользовавшись
паузой.