Фотографии, документы... Даже белья
не надо. Ну, конечно, инструменты...
- У меня вон два полушубка, валенки, штаны ватные - что, брошу?!
- Зачем тебе в Крыму полушубки?
Он неожиданно засмеялся:
- Томилка пишет, ты можешь похлопотать, чтоб срок скостили? Ты что, и
правда можешь?
- Погоди, дед. доберемся до Москвы, похлопочем...
- Какой я тебе дед? - обиделся Василий Егорович. - Да я моложе тебя!
Дед... Слушай, а пенсия? Я по старости получаю, все-таки сто десять
тысяч...
Бутылка водки стоила уже тридцать. Мавр стал собирать инструменты со
стены, а тесть вдруг подпрыгал к окну и, согнув шею, выглянул из-за
косяка...
- Атас! Облава!
Ни на улице, ни за изгородью на проселке никого не было, да и мостик
с изгибом дороги оказался пустым, но население жилой зоны, эти серые,
одинаковые люди буквально летели в сторону промышленной, словно птичья
стая, одновременно меняя направление и организованно покидая насиженное
место. Бесшумная эта тревога в единый миг всколыхнула все бараки, и уже
внизу слышался топот и стук дверей; откуда-то взялись дети - около десятка
разного возраста, табун цыганок в пестрых одеждах и даже существо с
грудным младенцем на руках. Прошло минуты полторы, и все кончилось,
территория зоны была пуста, и лишь следы по свежему снегу, в том числе и
босых ног, остались, как строчки письма на чистом листе.
И тот же час на улице показались две машины: милицейский "уазик" и
белая "неотложка". Они вывернулись из-за крайнего барака и на полном ходу
помчались к двухэтажке.
- Что-то не похоже на облаву, - сказал тесть, не сводя взгляда с
Мавра. - Они сначала оцепление ставят, а эти...
- За мной приехали, - спокойно обронил тот, глядя, как из машины
вылетают двое с автоматами и в масках, и двое - в гражданском. - Говорил,
надо быстрее...
Глаза Василия Егоровича снова спрятались под брови - смерил генерала
с головы до ног.
- Герой... Советского Союза!.. А я ведь тебя узнал. Увидел в профиль
и узнал... На щеке у тебя не морщина и не складка - шрам. Ну-ка, покажи!
Моя метка!
И полез щупать корявыми, изрезанными пальцами...
***
То, что его не оставят в покое, Мавр понял сразу же, как только
заявил начальнице колонии о своем намерении жениться. Она не умела прятать
чувств; на ее бледном, простоватом лице вначале вспыхнул целый букет - от
изумления до глухой, тихой подозрительности. Он сразу же повинился, что
солгал про внучку, что у них нет никакого родства, и ложь эта благородна,
поскольку он подобных мыслей не держал, когда ехал сюда. Мол, когда увидел
истерзанного и глубоко несчастного человека, решил если не спасти, то хоть
как-нибудь помочь. А замужество для Томилы - спасение, ибо она давно
страдает от одиночества и в таком состоянии может погибнуть в лагере.
Он врал искусно, даже прощения попросил, однако уже чуял, напрасно. А
когда "хозяйка" услышала весть, что этот ненормальный генерал в местной
нотариальной конторе еще и дом в Крыму жене отписал, вообще замкнулась и
выразительно замолчала. От немедленных разборок ее удерживала
непростительная и глупая ошибка, допущенная еще утром, - не проверила
документы, запустила в зону и разрешила свидание неизвестному человеку,
скорее всего, душевнобольному, авантюристу или циничному преступнику,
воспользовавшемуся генеральской формой и наградами. Если его сейчас же
сдать своим операм или органам, на следствии обязательно выяснится, как он
пил чаи с "хозяйкой", как она лично провела его через КПП и дала
прапорщика в денщики - чтоб и в магазин за продуктами бегал, когда
потребуется, кипяток приносил и еще охранял тишину и покой.